А в центре картины – яркая блондинка, помладше, полулежит на софе, излучая счастье в окружении сестер. Белые кружевные платьица. Волосы распущены. На заднем плане в окно видны сосны. На полу – богатый персидский ковер. Идиллия.
– Шикардо-ос! – восхитилась, растягивая букву «о», Александра. – Это модерн!
– Импрессионизм. От модерна только элементы. В концепции нашей фотосессии – это классика, – пояснила Рувимма. – Реквизит не забыли? Быстро переодеваемся так, как я говорила. Лида, настраивай аппаратуру. У нас – полтора-два часа, не больше. И вечером никуда не уходи – будем отбирать лучший кадр.
– А ты разбираешься в модерне? – съязвила Лида, вытаскивая из чехла треногу.
– Так разве наша концепция не об этом? – Александра сделала вид, что не заметила подколки. – Руви, это же плод твоей хваленой импульсивности! Так?
– Еще раз ликбез для тех, кто не понял! – Рувимма, медленно проговаривала каждое слово, как будто читала лекцию. – Главная идея – три девушки пророчат культурный перелом. Старые парадигмы сгнили – выскакивает мета-модерн. Этот портрет с сестричками символизирует то, что тянет вспять, «бог – во всем». Модерн и декаданс олицетворяет Шура со своей томностью. Черная вуаль, шляпка, мех, зонтик. На лице выражение: «старый бог умирает, экспериментируем с новым богом, я знаю истину». Поняла? Лида! Ты – постмодерн. В постоянном протесте. Лукавое личико. Тебе это просто. С иронией смотришь на Шуру – мол, старая закомплексованная дура. В рваной футболке, трубка в зубах. Шорты с бахромой. Заодно блеснешь своими ножками. Выражение лица – «бог умер окончательно». А я – в центре, мета-модерн. Заигрываю с каждой, колеблюсь. Платье-микс. «Бог – то есть, то нет».
– И как твои колебания увидят на фото? – на лице Александры возникло недоумение. – Это же миг.
– Во-первых, у Лиды «Никон», с широкоугольником мы будем снимать видео, а потом отберем лучший кадр. Во-вторых, я изображу на лице, что мне нравится Вертинский, Битлз и Бах одновременно. Поняла? И ты как-нибудь постарайся.
– Му-му какое-то, Руви! Нет? – неуверенно возразила Лида. – Не боишься, что ни хрена продюсер не поймет, кто выскакивает, куда выскакивает?
Рувимма не ответила на вопрос, но пристально вгляделась в подругу.
– Может, тебе постричь челку? Как у тебя было в детстве. В этом больше иронии.
– Откуда ты знаешь, что я носила челку? Я тебе свои детские фотки не показывала. В прошлый раз ты так же сказанула то, что не можешь знать. Откуда инфа?
Повисла пауза. Две гостьи двусмысленно переглянулись. Лида повторила вопрос. Без ответа.
– Да ладно, девчонки. Каждый изобразит, как сможет. Я с трубкой во рту как-нибудь умное лицо изображу, – решила разрядить напряженность Александра, не спеша стянула джинсы и завязала на ноге черный бант.
Рувимма с силой втянула воздух ноздрями – огрызаться на дур или промолчать? Ладно, сначала дело сделаем. В раздражении вытащила из чемодана пестрое платье, переоделась. Лида скривила губы и вернулась к настройке фотоаппарата.
– Быстрее, не мешкать! – Рувимма вдруг обратила внимание на бант. – Это что? Не было в задумке. Какая копуша! Час будешь завязывать?
– Да, со вчера после вакцинации торможу, – вяло ответила Александра.
– Что?! Привилась?! И не боишься, что в тебя вшили чип?
– Надоело шарахаться от любого встречного. Уже и целоваться нельзя. Лучше пусть хвост отрастет, чем бояться людей.
