Вернуться на развилку - страница 5

– С кем это ты целуешься? А вдруг вырастет павлиний хвост – так даже эффектнее станешь, – съязвила Лида.

– Как всех страх прижал за одно место! Смешно рассчитывать на вакцину! – вдруг расхохоталась Рувимма. – Хотя чего теперь. Поздно нервничать – коньки отбросишь. Фотосессию успеть бы.

– А ты антиваксер, что ли?

– Сама говорила – стакан лопнул в руках! Знак, что на тебе клеймо смерти! Ха-ха. Не хнычь, я будущее не могу предвидеть.

– Не шути! – рявкнула Лида. – Мне мать написала, что всей семьей переболели ковидом. С ивээлом. Она выкарабкалась, а отчим нет. Теперь мать – дважды вдова, ходит в черном.

– Извини, не знала… дурацкая получилась шутка, – Рувимма сменила раздраженный тон на примирительный.

– Сочувствую твоей маме, но хватит, девочки, о грустном! Так что мне делать с бантом? Снимать?

– Хватит – так хватит. Аппаратура готова, – отрапортовала Лида.

– А вон смотри, Руви, на портрете у той младшей, что в центре, тоже черные банты, – заметила Александра. – Как галки сели на грудь. Может, снимемся на другом фоне?

– Чего сдрейфила? Давай мне бант, я нацеплю себе. Встаем в позы, начинаем работу. Лида, запись. Говорите что-нибудь, чтобы рот открывался.

Только они стали входить в роли, как костыль, державший портрет в кирпичной стене сто семь лет, выдержавший и бомбежки в блокаду, и многочисленные ремонты, вдруг заметно заерзал. Откуда-то из-под потолка посыпались, зашуршав по холсту, мелкие осколки кирпича и штукатурки. Рама накренилась. Лида и Александра обернулись и посмотрели вверх. Рувимма продолжала свои движения – стрекот старого кинопроектора заглушил для нее шуршание штукатурки.

* * *

Конец мая 1914-го года – сплошные дожди. Но это не останавливает Якова Лойцанского от решения вывезти семью на дачу раньше обычного. Чутье подсказывает: лучше спрятать жену и дочек в тихое место. Воздух столицы беспокойный. Териоки, небольшой курортный городок на территории княжества Финляндского, – тишь и лепота. Дачу арендуют уже не первый год у толстяка-хозяина по имени Микко, хорошо говорящего по-русски. Дом возвышается на краю обрыва, оголившемся несколько тысяч лет назад, когда отступало предбалтийское море. Вид с террасы на нынешний Финский залив чарует как домашних, так и гостей. Особенно восхищает панорама при низком солнце, когда рассеивается дождевая хмарь. Микко знает про достоинство своей террасы, поэтому берет за лето больше других. Но Яков соглашается переплачивать, поскольку любит жену и дочерей и желает их ублажать пусть даже на пределе возможностей. Дом хорош не только видом – удобное расположение комнат, светлая детская, электричество, тихая спальня, просторная гостиная, отдельная комната для бонны, респектабельные соседи.

Каждое утро Яков добирается на извозчике до Териокского вокзала к раннему поезду и отбывает в Петербург. Он окончил институт, стал гражданским инженером, дорос до управляющего в строительной конторе. Хозяин, Бент Ларсен, хорошо ему платит. Работа спорится, вот-вот закончится возведение доходного дома Ларсена на Петербургской стороне. После сдачи квартир Бент обещает Якову вхождение в состав компаньонов. Интересное поприще, обещающее хорошие перспективы.

Ежедневный выезд на службу и обратно – утомительное занятие, два часа только в одну сторону, но сохранить семейную идиллию важнее.

Последний вечерний поезд возвращает Якова в Териоки. Извозчик отпущен, на террасу выходит встречать любящая Далия. Почему он сегодня сутулится? Поцелуи, традиционный маленький подарок жене. Бонна здоровается и деликатно уходит к себе. Стол накрыт свежей скатертью. Небольшой, но изысканный сервиз мейсенского завода. Ужин для мужа разогрет. Из двух блюд, несмотря на позднее время. Уха по-фински, со сливками. Суп каждый день – признак семейного благополучия. На второе – фаршированная щука. Традиционное, национальное. Рыбу ночного улова продают рыбаки из артели соседнего поселка. А свежие молоко, творог, сметану привозит финн с хутора.