Сразу после дуба начинались заросли знакомого колючего кустарника, он осторожно протиснулся вслед за Хароном – на нем по-прежнему ничего не было, кроме спортивных штанов и домашних тапок. Они спустились по покатому склону и немного прошли по дну неглубокого распадка, когда внезапно туман закончился.
Сергей сделал еще несколько шагов и остановился, глубоко вдыхая грудью свежий воздух. Сверху ярко сверкало солнце, заливая щедрыми лучами холмистую равнину с высокой зеленой травой и отдельными рощицами густых цветущих деревьев, похожих на родную акацию… Красота.
Он обернулся. Туман сзади стоял дымчатой стеной, мрачный, слегка изгибающейся дугой охватывая видимую равнину и исчезая по обе стороны за невысокими холмами. На высоте нескольких десятков метров он постепенно размывался, не производя видимой границы, как это бывает у облаков. От него веяло страхом и какой-то непонятной пустотой…
Очень странный туман, Сергей никогда не встречался ни с чем подобным. Как, в общем-то, и со всем, что здесь было…
Харон положил руку ему на плечо:
– Пошли, здесь еще опасно.
– А дальше?
– Дальше легче…
– Это все очень сложно. И очень, очень тяжело. Мало кто выдерживает подобную концентрацию… – Седобородый старец с сочувствием смотрел на нее.
Принцесса вздохнула и отвела взгляд в сторону:
– У меня нет другого выхода.
Старик опустился в глубокое кресло, правая рука начала привычно перебирать длинную бороду:
– Большое количество читаемых мантр – сотни листов каждый рассвет и каждый закат. Полное отрешение от жизни: желаний, интересов, радости, печали – от всего. Из еды – только сухой хлеб и вода. И – абсолютно никаких посторонних мыслей в голове. Это… Это занимает много дней.
– Я знаю. – Эния потерла уставшие глаза. В последнее время она совсем мало спала. – На сколько это хватает? Самое большее…
Старик помедлил.
– Три, пять, ну семь дней. Больше семи дней я не слышал.
– Мне нужен год. – Принцесса не отвела взгляда в сторону.
Старик вздохнул:
– Я знаю, девочка, знаю. Кто во дворце этого не знает? Что я могу сказать…
Илл Гушар, престарелый эдитор Белого ордена, с печалью и любовью смотрел на принцессу. Трудные времена порождают трудные решения…
В комнате царил полумрак – через узенькое окошко почти не проникали лучи заходящего солнца. Три большие свечи на бронзовом подсвечнике освещали лишь кабинетный стол, заваленный разными бумагами, и сидящую рядом на низком диване принцессу. Маленькие огоньки свечей слабо колыхались от задувавшего через оконце ветерка, заставляя подрагивать по стенам неясные тени.
– Редко кто может противостоять давлению Роха…
Эния отвернулась в сторону:
– Как это выглядит?
Гушар помолчал, собираясь с мыслями.
– Желание. Желание и хотение. Все мы рабы своих желаний. Человек преодолевает трудности, чтобы добиться того, что ему хочется. И чем сильнее хотение, тем большие трудности он готов преодолеть. Даже подчастую отказывая себе во многом. И остается радоваться, если это стремление – к чему-то хорошему. Но все равно – раб своего хотения. И даже самые лучшие мысли оставались неисполненными, если не было в душе этого самого хотения.
Старик задумался, медленно перебирая рукой седую бороду. За окном внизу донеслись шаги, клацанье доспехов и тихие переговоры сменяющегося караула дворцовой стражи. Где-то далеко мелодично пропела труба вечернего горна. Принцесса молча ожидала продолжения.
