Вероятность реальности. Из десяти книг - страница 4



им так легко идти с худыми новостями.

Десятый блюз

Я пена ХХ века
катящегося под уклон
я значу не больше чем Вега
когда приходит циклон
я мясо ХХ века
кровавого с красной строки
я значу не больше чем веха
дрожащая в русле реки
я выбор ХХ века
в последние несколько дней
я значу не больше чем ветка
для листьев шумящих на ней

«В конце дороги крепкий чай…»

В конце дороги крепкий чай
и тёплая постель,
а за окном который час
колючая метель.
А за окном леса, поля,
чужие города,
окоченевшая Земля,
хвостатая звезда,
неразличимая во мгле.
И вся моя беда
в том, что как стрелка на игле
мечусь туда-сюда.

«Верни мне слово – я тоскую…»

Верни мне слово – я тоскую,
я задыхаюсь в тишине.
Не вою в поле при луне,
не щёлкаю и не токую.
Я молча ухожу в глухую
защиту, пью напропалую,
не чаю о грядущем дне —
и не сменяю на другую
судьбу свою, пускай немую,
но предназначенную – мне.

«Второе утро августа. Илья…»

Второе утро августа. Илья.
Берлинская лазурь и амальгама
слепят невыносимо – или я
отвык от света птичьего и гама
за краткий миг, пока чудил июль,
насквозь промокший, скомканный и мнимый,
как миллион, умноженный на нуль,
как этот день, летящий вскользь и мимо.

«Берёза сыплет семенами…»

Берёза сыплет семенами.
В природе август. Временами
я исчезаю за дымами
недорогого табака
и маленького костерка,
зажжённого в лесу сосновом,
пустом и светлом, над которым
обычно соло, реже хором
летят кто с карканьем, кто с рёвом,
а молча – только облака.

Mississippi blues

Я не Том Сойер но тем не менее Том

я даже в мыслях не Том Сойер но тем не менее Том

мы похожи как собака с котом


эй Гекльберри ты не забыл свой Миссисипи блюз

пока ты помнишь я ничего не боюсь


здесь каждый пятый братец Сид или индеец Джо

здесь каждый пятый

каждый третий

просто каждый братец Сид или индеец Джо

о кто бы знал как я хочу сказать им всем идите в жо


эй Гекльберри давай споём твой Миссисипи блюз

пока мы вместе я ничего не боюсь


мой старый папа не Марк Твен а мать не Харпер Ли

мой старый добрый бедный папа не Марк Твен

а мать не Харпер Ли

они быть может и хотели да что толку если не могли


эй Гекльберри не забывай наш Миссисипи блюз

пока ты помнишь что мы вместе я ничего не боюсь


я никого я ничего я ни черта всё суета

лишь бесконечный Миссисипи блюз

«Восстанут племена иные…»

Восстанут племена иные,
но повторится, как закон —
во тьме исчезнет Ниневия,
падёт великий Вавилон,
высокомерный Персеполис
горячим пеплом заметёт,
сию стремительную повесть
потомок будущий прочтёт,
отложит в сторону учебник,
урок ответит в двух словах
и своевременно исчезнет
в геологических слоях.

«Я не помню Магадана…»

Я не помню Магадана,
я не помню Волгограда.
Это более чем странно.
Но, возможно, так и надо
забывать места и сроки,
забывать слова и лица,
чтоб не чувствовать мороки
и в себе не заблудиться.

«Я говорю а кто такие мы…»

Я говорю а кто такие мы
лелеющие мелкие обиды
имеющие призрачные виды
в полушаге от сумы или тюрьмы
паломники бредущие из тьмы
во тьму и не хулящие планиды
искатели Эдема Атлантиды
и золота в бассейне Колымы
высокие и подлые умы
прекрасные творенья инвалиды
быки и матадоры без корриды
в болоте ежедневной кутерьмы
на фоне лета осени зимы
весны до жизни после панихиды

«Куда идём и где конец дороги …»

Куда идём и где конец дороги —
об этом знают истину одне
лиловые берёзы при дороге
и небо безответное над ней,
и талый снег, и лужи на асфальте,
и дружная, но поздняя весна.
Не повышайте голоса. Оставьте
в покое нас и наши имена.