– Кавер! Она очень вкусная, ты разве не ела? – надменно – снисходительно удивилась Аня.
Лариса, каким-то десятым чувством, вспомнила этикетку икры, на которой было написано кавиар, и облегченно вздохнула, – ах икру!
– Конечно, ела ее. И, даже, в детстве, у нас на подоконнике стояла трехлитровая банка с черной икрой. И такая же с красной. Но, я ее и не любила вовсе! Мама говорила, что это полезно и все!
– Икру, икру! – заулыбалась Аня. – Мы не можем купить. Вы нам не купите?
– Попробуем, – неопределенно ответила Лариса, просчитав все возможности такого приобретения за сегодняшний день. Был один человек, который это мог, но это стоило в два раза дороже, чем в магазине.
– Ну, как Алекс, понравилось тебе гулять? – спросила Аня, когда девочки вернулись с ним с прогулки.
– Здесь столько много деревьев на улице, – сказал восхищенно Алекс.
– А у вас не так? – спросила Лариса.
– Нет, у нас только дома и асфальт…. – ответил Алекс через перевод бабушки.
– Ну, конечно! – вспомнила Лариса фотографию города. – Трубы и горы шлака. И ее взяла гордость за их красивый и огромный город Москву и за их улицу Севанская, которая вся была в зелени, а в скверах даже зрели яблоки и груши, оставшиеся от старых садов.
– Ну, до завтра?! – вопросительным тоном сказала Аня, расцеловываясь перед тем, как сесть в такси, подогнанное Виктором. И такси снова растаяло за углом вместе с сунутыми таксисту пятью рублями.
Вот это почти новое, вот это я себе раньше шила, это новае…. – говорила Аня, перебирая вещи и выкладывая их кучей на диван, приехав с сумками на следующий день.
Николь сидела и одобрительно посматривала на все это, а Арно стоял поодаль с хозяйским видом. И не понятно было, этот взгляд был брезгливый. Или, наоборот, оценивающий.
Для Ларисы все эти старые вещи не имели актуальности. Ей не хватало красивых современных вещей, ведь она была еще очень молода, и конечно, ей хотелось красиво одеться. Но, обидеть Аню она не могла. Она увидела, как в выросшей куче, мелькнула та самая, розовая, плиссированная юбка, и та самая, вышитая кофточка, в которой она увидела Аню первый раз. Она постаралась, как можно вежливее, повосхищаться подарками. И отнесла их в другую комнату.
– А это вам, – сказала она, внеся в гостиную коробки с сувенирами. Это специально для Патрика, а это для Мари – Жо. А вот это вашему мужу.
– Этот самовар, я возьму себе, эти янтарные бусики тожа, это тебе…. – протянула она сувенир Николь, разглядывая подарки. – А это что? – спросила она, держа банку красной икры.
– Это красная икра! – радостно ответила Лариса.
– Красная!? Нет, это мне не надо, я люблю чернаю, – сморщила носик Аня. – Это я отдам Ивет, Она ест.
– Ивет? Это кто? – подумала Лариса, удивляясь на такую легкомысленную фразу Ани.
За эту икру Лариса заплатила в два раза дороже и выложила еще кучу сил для возможности достать ее. И ее семье эта икра могла бы пригодиться, но, – Ивет отдам, – звучало не прилично, и не вежливо. Для Ивет она не стала бы так надрываться. Ивет съест! Икру многие бы хотели съесть!
Конечно, Лариса сдержала все свои рассуждения и обвинения в душе. Она только густо покраснела. Ей было стыдно и неприятно. Аня не понимала, какой ценой ей досталась и эта – красная, и не понимала, сколько стоит черная! И какой это дефицит! Аня ничего не понимала, или просто не хотела понимать?! Лариса не могла сразу подобрать слово, которым можно было обозначить эту особенность Ани. В принципе это называлось «профит». В голове у нее первый раз шевельнулось чувство протеста. Но, вместе с этим, она, вдруг, почувствовала себя на высоте. Они, «бедные русские» были гораздо щедрее, внимательнее, и тактичнее этих богатых французов из страны, в которой есть все! И последняя фраза Ани это только подтвердила.
