Весна придёт!.. - страница 2

, с чем-то, что внутри и вокруг нас всегда, и чего мы не замечаем, не чувствуем, не видим и живём, как слепые. Но Егорка сохранил это состояние чудесного растворения и погружался в него часто, особенно перед началом весны, когда природа будто вся раскрывалась и снова дарила, как в первый раз, надежды и радость. И высоко куда-то летели самолёты, и сердце щемило от их далёкого звука, напоминая ему о доме, где он вырос, и о бабушке…

Нет, первым эмоциональным воспоминанием было всё-таки другое: откуда-то сверху, где тепло и безопасно, он смотрит вниз, а там что-то яркое, горячее, как большой «огненный глаз», который пугает, – электрический обогреватель, рефлектор, как раньше говорили, и где-то рядом мама, он не видит её, но чувствует, и поэтому не так страшно… Это в городе. А позже – то зимне-весеннее, которое не покидало его никогда, и он застывал так, вдруг и некстати для окружающих, с блаженной улыбкой и отсутствующим взглядом светлых, почти прозрачных глаз, слегка кривя обветренные губы…

Но всё же то, второе воспоминание, было самым стойким и волнующим, может быть потому, что впервые его привезли на дачу как раз в начале марта, и на следующий год опять – на воздух и солнце – до осени, в надежде, что он окрепнет. И ещё в поезде, в электричке он начинал беспокоиться, возбуждаясь от стука колёс, которые будто торопили время, волновали и тревожили, и сердце стучало сильно и неровно. На перроне его сразу обдавало запахами ранней весны, чувством какой-то необъяснимой свободы и лёгкости, от чего он начинал широко улыбаться и мычать, а мама, стесняясь, торопилась скорее уйти с людного места и быстро – как они не падали! – спускала тяжёлую коляску с положенными прямо на Егорку сумками по скользкой лестнице вниз и вывозила на дорогу. И вот они так ехали, молча, одни, и это было тоже хорошо, а весь мир, бывший до этого, оставался позади и вовсе исчезал; малыш вдыхал чудный, ещё морозный воздух и крутил головой в такт поскрипывающим по снегу шагам матери. Дорога шла прямая, вдоль заборов, с дачами и соснами за ними: посёлок построили на месте когда-то густого соснового бора, а на другой стороне железной дороги был аэродром. И гудели невидимые самолёты, и гулко дурманили: «у-у-у»… По приходу в дом, опьянев от кислорода, он сразу засыпал прямо в коляске, а мама с бабушкой разбирали привезённые вещи.

Осенью надо было ехать обратно в город под наблюдение врачей поликлиники и проходить комиссии – для того только, чтобы выявить у него как можно больше отклонений, получать бесполезные лекарства и лежать в больнице с очередным разыгравшимся приступом. В ясли и детский сад таких детей не брали, а в специальные санатории, где-то очень далеко, попасть было невозможно. Медицинские «мытарства» выматывали и мать, и сына, и Егорке, конечно, не нравились. Ему нужно было совсем другое, и он показывал это всем своим «неадекватным» поведением, отчего диагнозы год от года не менялись, а только усугублялись.

Мама его после успешного окончания семилетки в поселковой школе уехала в город, где легко поступила в педагогическое училище, собираясь быть учителем, как и её мать – бабушка Егора. Закончив его с отличием (у неё были хорошие способности и искренняя вера в комсомол), вдруг передумала и работать по специальности не пошла, а поступила в университет на филологический факультет. По окончании его, также с отличием, была приглашена на должность редактора в один из отделов довольно крупного журнала. Кроме того, она писала неплохие стихи, изредка печаталась, и возможно даже выпустила бы свой сборник – стихов к тому времени накопилось достаточно, – но для этого ей не хватало практичности и решительности. Она просто с упоением занималась творчеством, была мечтательницей и идеалисткой, поэтому никак не могла найти себе избранника. От работы ей дали комнату, и через пару лет она сделала, наконец, свой выбор. Хотя к быту была не приспособлена, а беременность и роды случились тяжёлые, стало не до стихов, и постепенно она писать перестала. Егорку поначалу очень любила, он был хоть и нездоровый, но желанный ребёнок от любимого человека, поэтому и не согласилась оставить его в роддоме, как врачи предлагали. А позже, когда всё яснее выявлялись его неполноценность и связанные с этим проблемы, одолеть выпавшее на её долю испытание оказалось не по силам.