– График изменения кармопроцента напоминает чью-то мучительную внутреннюю борьбу, – задумчиво проговорила Дарима и облокотилась на стол. – Словно маятник колеблется, каждый раз увеличивая амплитуду, раскачиваясь всё сильнее, будто решаясь на что-то… То вверх, то вниз. А монитор словно отображает нам данные не за тот день, всё тихо и спокойно. Как в Багдаде9!
Мы молча кивнули нашему советнику и снова продолжили напряжённо вглядываться в экран. Гелугвий медленно перематывал записи вперёд. 21-50, 22-00, 23-00. Наконец, началось второе июня. 3-45… 5-00… Медленно, как в переполненной, душной каморке текли секунды, переплавляя свою дешёвенькую сущность на чуть более весомые для людей, но всё столь же незаметные для вечности минуты. 8-00… 8-05. Стоп! Снова чёрный экран. Я невольно бросил взгляд на часы на стене комнаты – сегодня пятое июня, 11 утра.
– А вот и вторая дырка, – пробормотал Штольц. – Что там дальше?
Мы не очень удивились, увидев схожую с только что просмотренным днём картину. 9-45. Экран вспыхивает изображением с давно знакомыми очертаниями схем. Но четыре пары глаз одновременно устремляют взгляд в левый верхний угол монитора. Процент. Сейчас важен только он. Схемы подождут.
– Сорок пять процентов! – выпалил первым Гелугвий. – Невероятно!
Да, на экране увесисто красовалась цифра «45» со значком процента. Она жгла глаза и клеймом отпечатывалась в застенках сознания. Разум просто отказывался верить в то, что сообщал ему зрительный орган. Но это было реальностью.
– А схемы… – продолжил взволнованно комментировать Штольц, – схемы опять совершенно не изменились!
– Что-то очень серьёзное произошло там за этот час, – сказал я. – Но не могу понять, почему именно в это время отключались измерители?
– Наверно, нервы не выдержали, – пошутил Штольм.
– Да ещё два дня кряду, – добавил Гелугвий без улыбки.
Штольм встал, и, заложив руки за спину, неспешно проследовал к окну.
– Моя первая версия, – проговорил он оттуда, – это сбой аппаратной части.
– Но система управления измерителями не зафиксировала никаких внештатных ситуаций. Они просто не работали, – парировал Гелугвий.
– Ну да, как будто мы их сами выключили, – пробормотал я негромко.
Штольм лишь неопределённо взглянул на меня и продолжил:
– Да, они просто не работали, – повторил он слова коллеги. – На данном этапе этого пока достаточно. Причину мы выясним после. Сейчас же мне лично совершенно ясно, что даже если я сейчас отключу измерители на сутки, – и он покосился на кнопки на пульте управления, – то процент не изменится ни на йоту!
– А что это ты в этом так уверен?! – прокричал я взволнованно и неожиданно для самого себя вскочил. – Может, ты знаешь больше других? Тогда поведай же нам!
– Очень тебя прошу, – возбуждённо вскричал одновременно со мной Гелугвий, замахав руками. – Давай без подобных экспериментов! И так уже…
Штольм с полуулыбкой закивал, делая руками приглашающие к спокойствию жесты. На миг нам даже почудилось, что всё происходящее – чья-то нелепая шутка, и морок сейчас рассеется, вещи вернутся к своему обычному распорядку; и снова на экране запляшут весёлые схемы, а две знакомые пятёрки займут своё коронное место в левом верхнем углу монитора.
– Я просто думаю, – сказал спокойно Штольц, – что здесь вмешалась некая сила, природа которой пока остаётся для нас неизвестной. И я знаю, что я – совершенно точно не эта гипотетическая рука провидения. Поэтому, сколько я ни выключай машины, процент от этого ни капли не изменится. – Он, наконец, позволил себе улыбнуться и добавил:
