Ветер крепчает - страница 7
– Мог бы и не прятать.
– Это так, ерунда.
– Я все отлично знаю!
– О чем ты?
– Кто-то позавчера любовался отменными видами.
– Позавчера? А, ты об этом…
– Так что сегодня угощаешь!
– Не выдумывай! Из мухи слона делаешь…
«Мухой» была совместная поездка с Фантазией и ее матерью к подножию вулкана Асама.
Та самая поездка, «только и всего». Опять вспомнились слова, сказанные тогда матерью Фантазии. И кровь сразу бросилась в лицо.
Друзья перешли в обеденный зал. Пользуясь возникшей паузой, молодой человек сменил тему разговора.
– К слову, а что ты думаешь делать со своей картиной?
– С картиной? Оставлю как есть.
– Не жалко?
– Ничего не поделаешь. Хорошие тут места, первый сорт, но писать их замучаешься! В прошлом году тоже приезжал сюда на пленэр – и все впустую. Воздух слишком чистый. На самом дальнем дереве каждый листочек в мельчайших подробностях различить можно. И все, встает моя работа!
– Хм, вот, значит, как…
Рука, черпавшая ложкой суп, замерла: молодой человек задумался о своем. Возможно, одной из причин, по которой отношения с Фантазией развивались совсем не так, как чаялось, была как раз излишняя чистота здешнего воздуха, позволявшая им наблюдать друг в друге малейшее движение сердца? Хотелось бы верить, что все дело в этом.
Затем пришла другая мысль. Быть может, ему самому в скором времени не останется ничего иного, как вновь покинуть нагорье, удовольствовавшись – по примеру товарища, который отбывает нынче в Токио с недописанной картиной в руках, – незавершенной Фантазией а-ля Рубенс, ибо едва ли что-то изменится в ближайшие дни.
После обеда он проводил друга до окраины городка и в одиночестве отправился к коттеджу дам.
Дамы как раз пили чай. Глядя на молодого человека, мать Фантазии, будто что-то неожиданно вспомнив, предложила дочери:
– Не покажешь свои фотографии? Где ты в той люльке.
Девушка с улыбкой вышла в соседнюю комнату за снимками. Тем временем в его глазах уже разливался рыжевато-коричневый, грибной оттенок старинных фотографических карточек ее детских лет. Вернувшись из соседней комнаты, девушка протянула ему две фотографии. Но обе выглядели настолько свежими, что он растерялся: похоже, они были сделаны совсем недавно. Девушку запечатлели сидящей в глубоком плетеном кресле; снимали, судя по всему, этим летом, в разбитом возле коттеджа садике.
– Какая вышла удачнее? – спросила она.
Молодой человек, слегка сконфуженный, близоруко сощурился и попытался сравнить карточки. Потом по какому-то наитию ткнул в одну из них. При этом палец его слегка коснулся щеки изображенной девушки. А почудилось ему, будто он коснулся розовых лепестков.
Мать Фантазии, забирая у него вторую фотографию, спросила:
– Но здесь, мне кажется, она больше похожа на себя, вы не находите?
Стоило об этом заговорить, и он тоже заметил, что второй снимок обладает бо́льшим портретным сходством. Тогда как первый, понял он, в точности воспроизводит грезу, порожденную его воображением, – его Фантазию а-ля Рубенс.
Спустя немного времени ему вспомнился давешний рыжеватый флер старины, который сам собою исчез вместе с появлением снимков.
– Вы упомянули люльку. А где же она тут?
– Люльку?
На лице женщины отразилось непонимание. Но озадаченное выражение почти сразу ушло. Его сменила обычная, весьма узнаваемая улыбка – ласковая и одновременно слегка насмешливая.
– Я имела в виду это плетеное кресло!
Во все последующие послеполуденные часы между ними царила столь же приятная, неизменно спокойная атмосфера.