– Поздравляю, Александр Иванович! – встречая Маслова, сказал капитан. – Вашу руку! Новоиспеченного прапорщика корпуса штурманов!
«Александр Иванович!» Впервые за всю жизнь, за все годы службы и плавания капитан так почтительно пожал руку. А называл Маслова по имени-отчеству прежде не раз.
– Садитесь, мой дорогой, вы теперь офицер, ваше место в кают-компании.
Маслов и прежде сиживал в салонах, когда бывал нужен, и у капитанов, и у адмиралов, командующих эскадрами, но своего места в кают-компании у него не бывало.
– А ведь говорят, Александр Сергеевич, что курица не птица, – отвечал он, – прапорщик не офицер, а его жена не барыня. Я так и сказал своей, когда прощались.
– Пойдете со мной. Дослужитесь. Вот бывший наш матрос, ваш товарищ Петр Сизов, дважды произведен; теперь – в штурманские поручики. Он в Китае с Путятиным на «Америке». Сизов годы учился, сдал экзамены в Николаевске. Адмирал Казакевич был очень доволен им и произвел. Сизов в прошлом году не дождался документов, ушел с Путятиным. Адмирал дозволил ему носить мундир. Я возьму в порту его бумаги, и вместе поздравим, бог даст. Дай-то боже!
– А как Собакин? Был капитан джонки? Дошел от Шанхая в Де-Кастри? – спросил Маслов.
– Спросите его самого. По окончании войны мичмана Михайлова и всех оставшихся в Гонконге матросов англичане доставили сюда, в Де-Кастри. Он служил тут. Потом с Евфимием Васильевичем был в Макао и оттуда весной пришел на китайской шаланде с письмом для адмирала Казакейича.
– Слава богу, – сказал Сибирцев. – А я часто вспоминал его, думал, где он. Опасался, зная, что матросы всюду мрут от простуды и, не дай бог, Собакин погибнет.
– Жив, и обе собаки с ним. Любимцы экипажа.
Вызвали Собакина. Алексей обнялся с ним и, вспомнив плен, избиение Собакина англичанами из-за собак, чуть не заплакал.
– И собаки твои – любимцы экипажа?
– Pets[10], – отвечал Собакин с видом джентльмена.
– Как ты дошел?
– Путятин купил джонку. Что же не дойти? И вы бы дошли. Вы ему не поддавайтесь, а то он на джонке пошлет вас в Новую Зеландию или в Аляску. Дали мне хронометр, секстан, компас. Я не спешил, знал, что тут льды. А матросы говорят: «Собакин открыл Америку».
– Да, действительно, он обсервации делал, – подтвердил капитан. – У меня есть его карта.
– Путятин адмирал китайского флота, у него пароходов нет, джонок накупил и рассылает их.
– И ты командовал?
– А че не дойти? Какая разница, корвет или джонка? Мы паруса переменили и поставили на той же мачте по-своему. Ветер так же дует. Я видел в Лондоне джонку, поставили в Темзе и показывают за большие деньги.
– А кто на пароходе делал вычисления?
– Сами. Мастер астрономии сам себе как китолов. Смеются, мол, командир над лодкой. Разве это лодка, это корабль. И половина команды была китайцы. Евфимий Васильевич говорил, что у персов флот еще хуже, чем джонки, а он плавал с ними и крест за освобождение Греции получил от короля. Джеки рассказывали в Макао, что такой же крест, как у Евфимия Васильевича, получил отец английского посла в Китае Элгин. Они прониклись, как увидели на шее у Евфимия Васильевича. Я плен помню, и как изгалялись в Гонконге, голодом морили, и как они били меня за собак. Но пока политес соблюдаем чин чинарем.
Итак, на железном корвете в южные моря. Алексей поместился в одной каюте с Масловым. Капитанская мала, Пушкин хотел взять к себе, предложил чувствовать себя в капитанском салоне как дома во всех отношениях, но Алексей отказался.
