– Манципация! – Тихо рассмеялся и добавил: – В древние времена в Риме таким образом продавали рабов… Манципировали, наложили руку: по римскому праву этот раб мой!
Никто из окружавших не обратил внимания на слова Десимуса: люди не знали латинского языка, да и сам Десимус был вне торговой сделки. Сельджуки оставили его себе. Оказалось, что совсем рядом с поселком находился крупный по тем временам город Рамаллы, населенный преимущественно арабами и сельджуками, частью христианами, частью исламистами. От Рамаллы до Иерусалима всего тринадцать километров. Иерусалим – столица королевства, в столице должен быть театр, которому с большой выгодой можно будет продать актера из Рима.
Олексе развязали руки, сняли с шеи петлю. Купивший его житель поселка как-то ласково посмотрел на Олексу своими большими коричневатыми глазами и что-то сказал, тыча пальцем правой руки себе в грудь.
– Адинай, – потом легко уже кулаком ткнул в грудь Олексу, – шамха[28]?
Олекса долго не мог понять, что от него хотят: пожимал плечами, разводил руками, беспомощно оглядывался на собравшихся вокруг. Помог, как всегда, в таких случаях Пантэрас.
– Он спрашивает, как тебя зовут, – сказал он, – а его зовут Адинай… Понял?
– А-а! – воскликнул Олекса. – А меня Олексой зовите… Я Олекса! – И трижды ударил кулаком себя по груди.
– Олекса, – с удовольствием повторил Адинай и кивнул односельчанам, повторяя: – Олекса!
– Олекса… Олекса, – дружно заговорили в толпе и закивали головами.
– Арави[29]? – вновь спросил Адинай Олексу, хотя видел в нем челоквеа явно другой национальности, но для порядка все же спросил.
Но тут уж оживился Олекса. Он уже слышал слово «арави» и знал содержание.
– Я русский, русский! – сказал он и сделал жест, показывая рукой, что он с головы до ног «русский». – Киев, Киев! – вспомнил он прежнюю столицу своего государства, хотя настоящая столица уже почти перекочевала во Владимир. Но кто знает в этом географическом захолустье про город Владимир, расположенный на речке Клязьме. А вот Киев должны знать! «Киев, Киев, Киев», – прошелестело по толпе. От многих паломников они много раз слышали про такой далекий город. Это подтвердили и улыбки жителей поселения.
– Ян, – вдруг, сурово глядя на Олексу, позвал кого-то Адинай. Почти подбежал к нему мужчина средних лет, коренастый, с тяжелым взглядом, и крепко за руку выше локтя схватил Олексу. Так держат только того, что может вырваться и убежать. Но Олекса не вор, не разбойник, он и не думал сопротивляться, а покорно стоял и ждал своей участи. – Тами-ир! – опять позвал Адинай. И вновь к нему побежал человек, но это был совсем молодой паренек, моложе Олексы, с едва пробивающейся бородкой и усами на юном, смуглом от загара и ветров лице. – Лех[30], – приказным голосом произнес непонятное слово Адинай и мотнул головой в сторону хижины и других строений на просторном дворе. Олекса понял, что надо идти.
– Прощай, рус! – негромко крикнул Пантэрас во след уходящему Олексе.
– Прощай, – вслед за Пантэрасом повторил Десимус.
Олекса остановился, обернулся, хотел кивнуть спутникам на прощанье, но тот, кого звали Ян, грубо толкнул его в спину, и они пошли за хижину, где было нечто сарая. Там их встретил черный пес, который сначала рычал, увидев незнакомца, пахнущего совсем не так, как хозяева, а потом стал дружелюбно махать хвостом, загнутым кверху колечком: ничего, мол, поживем – подружимся. Тамир открыл дощатую дверь сарая, а Ян затолкал внутрь Олексу, хлопнул дверью и подпер дверь металлическим ломом, поскольку задвижек не было. А разбойники-сельджуки, вполне довольные продажей молодого пленника, вышли из поселка и двинулись в сторону Рамаллы. Хотя веревочные петли с Пантэраса и Десимуса были сняты, но руки их по-прежнему были связаны за спиной. Снова окольными путями непроданных пленников повели дальше.
