Все это время Владилена сжимала распахнутый тщедушный блокнот, словно это был ее последний продолжатель рода. Сзади подошел Максим. Он оценил обстановку, вынул из карманов свои аккуратные руки и бережно ими взял шелестящее яблоко раздора. Он положил блокнот на кровать зачем-то намеренно не в стопку и бессмысленно поизучал его глазами пару секунд. Затем Макс поднял свои серые маслянистые глаза, посмотрел на двух людей, которые шлепающими губами и глазами пытались друг другу что-то сказать, так же немного поизучал их, а потом неспешно отошел на прежние позиции.
– Что ж, давайте, как и собирались, пойдем в бар. – Арт первым оторвался от этого колеса эмоций и высказал вескую мысль.
В "Колючем репейнике" эта ночь была объявлена ночью черно-белого кино, а значит, вход становился туда дороже и с духовной, и с материальной точки зрения. Накопленные за месяцы работы Артом деньги покидали его со скоростью молодых разочарований. Но на эту ночь он заранее отложил несколько купюр. В старом был ответ на манящее завтра, была загадка, спрятанная в недостроенных декорациях за кадром, в недоигранных лицах актеров, которые не попали в главный дубль. Было все, что любил Арт и его единомышленники. Сами собой они создавали некий салон вольнодумцев, ограниченных рамками собственного недоросшего полного познания неполного по своей сути. В него могли приходить на выставки и конференции, но совладельцами и постоянными участниками становились лишь редкие личности. Лишь достойные.
***
Трое, не считая воспоминаний, воплощавших рядом других людей, стояли на остановке. Они ждали Арсения, достаточно ординарного молодого человека с комплектом странностей. Именно он когда-то открыл во дворах старого центра города уткнувшее голову в маленький пропахший двор кафе. Оно было цвета репейника в цвету. Кофе там подавали в старинных кофейниках, а один одинокий официант носился по двум этажам залов в старомодной форме, которую то ли сшил сам под скрип патефона, то ли грамотно
купил у старьевщика."Колючий репейник" колол лишь если сладостью от спокойной и немного отстраненной от мира за большими стеклами атмосферой. В нем хотелось вечно просить добавить сливок в эспрессо или принести лишние кусочки сахара, лишь бы смотреть, как бегает официант, а все вокруг содрогается от его суеты. На подоконниках в изящных, старых графинах стояли ветки непременно белого шиповника, который, как говорили, рос дома у того самого официанта. Это скорее было похоже на легенду, которая
из романтичных пригородов Парижа перекочевала в сборище коробок по 9 и 16 этажей, но все всё равно в нее верили.
***
У Арта мерзла голова. Куртка не грела, на голове была летняя черная бейсболка, которую одолжила Влада, а свою теплую вишневую шапку он забыл дома. Как и очки, которые он носил ради чистого удовольствия и ощущения реальной иллюзии на глазах. Это помогало избежать постройки собственных невидимых иллюзий. В них он не боялся огня и дождя, ветра и солнца, хоть в них и были вставлены обыкновенные прозрачные линзы. Скулы Арта сильно выделялись на фоне круглой оправы; они были светлыми линиями на впалых щеках, которые соединяли холодные виски и концы извечной задумчивой ухмылки. Раньше морозные легкие дуновения зимы взвили бы кудрявые волосы Арта, но сейчас на призрачном свете часто вычерчивался лишь череп, составленный из костей и обтесанный девятнадцатью годами. Тогда же его радушно прикрывала бейсболка Влады.
