Без труда подавив в себе все болевые ощущения, он вновь осторожно прикоснулся к ещё не загрубевшим рубцам, стал постепенно разглаживать повреждённую кожу, скрывая безобразные шрамы на своём теле. Это было очень похоже на компьютерную графику, когда он просиживал часами, работая над фотографиями. Картины прошлого проносились яркими эпизодами его жизни: ласковые руки матери, успокаивающей его после первого посещения уроков в школе; а вот он получает диплом юриста. Яркий образ девушки при первом знакомстве; покупка семейного автомобиля; увлечение живописью и рисованием. Вся жизнь в одном мгновении завершилась от страшного взрыва и острой боли. Он вздрогнул и провалился в непроглядную тьму. И вновь озарение и спокойные мысли… Он уже понимал, что давно освободился от объятий Морфея, и всё его пребывание было в подсознании другого измерения…
Анализу я жизнь не подвергал,
Живя в течении пространства,
И веря в «истину», себе я лгал,
Не видя рядом веры и коварства.
Он был прекрасным рисовальщиком – портреты из-под его быстрой, лёгкой руки, по заверениям друзей и близких людей, были идеальные. А какие великолепные прорисовки мышечного рельефа обнажённых тел… Он помнит первые свои рисунки, выполненные только на собственном воображении, интуитивно создавая образы, очень реалистичные и довольно пропорциональные. Но они ему не очень нравились, несмотря на то, что друзья утверждали – «рисунки просто изумительные, и ему нужно продолжать развиваться в этом направлении захватывающего искусства».
Он был предан своему делу и решил досконально изучить анатомию человека и животных. Он знал практически расположение, название и назначение каждой мышцы. Как она выглядит в напряжённом и расслабленном состоянии. Его рисунки после такого исследования стали профессиональными. Его знакомый ещё со школьной скамьи Николай Маркин, а сейчас восходящая звезда в мире искусства, великолепный портретист, помог Андрею выставить свои картины в выставочном зале Союза художников. Выставка вызвала горячие споры среди посетителей – особенно критиков и имеющих большой авторитет художников. Высказывания были столь противоречивы, что о конкретной оценке не могло идти никакой речи. Маркин многозначительно подмигивал Андрею и говорил: «Вот – это и есть настоящее признание твоего таланта, твоего труда, не прошедшего даром».
От этих слов Андрею не становилось легче. Особенно обидным было то, что его считали копировальщиком. Якобы он копировал великих мастеров-анатомов, таких как Пименов, Брюллов, Иванов, Крамской, Фивейский, Леонардо да Винчи, Борис, Дюрер, анималист Ватагин и многих других знаменитых художников и скульпторов. Не забыли упомянуть и лучшие издания по пластической анатомии. Всё это в некоторой степени можно было понять: многие произведения Андрея были слишком хорошо проработаны – это были настоящие учебные пособия. Он иногда применял постепенный срез с глубоким проникновением сквозь мышечные ткани человеческого тела и животных, создавая очень эффектные текстурные формы. Он словно послойно проникал в человеческие тела и туши животных, стремясь при этом придать фигурам изумительно красивые ракурсы. Позы животных, изображённых в движении, были всегда грациозны, а человеческие словно застыли в неимоверном пластическом танце.
Совершенно случайно, именно в эти дни, выставку посетили эксперты лондонской академии искусств. Их изначальное желание было приобретение нескольких рисунков, как они выразились, «у этого очень талантливого молодого человека». Но, прислушавшись к солидной и авторитетной публике, пока решили повременить, полистав анатомические каталоги, проверив его работы на фактическое наличие плагиата.
