– Еда потерпит. Живём как в сказке: бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек…
Поняв, что беседа свернула в мирное русло, профессор, большой знаток дипломатии, стал чуточку многословнее. Слушая Иноземцева, припоминая его пространные спичи, Вилька был внутренне озабочен пропажей ключей и флешки. «Кража? А для чего? Проявись, воришка. Чем Зяма там чавкает? Теряем время, однако».
И отмочил свою коронную фразу. Непечатную, крепкую.
– Хамите, парниша! – опешил Зяма. – А говорили, время людей меняет. Растолстел, может, подобрел, но не очень. Фигуру, я слышал, не бережёшь. Разбрасываешься!
– Хорош трепать языком. Предлагаю решение: трахни себя по черепу какой-нибудь гирькой, а трубочку брось на рычаг. Резвее, приват-доцент! Коль близка твоя погибель, мы на тризну ни ногой.
– Учту. Drink to me, подонок, drink to my health (Суботин так же стойко, как Зяму, ненавидел творчество группы «Битлз» и лично Пола Маккартни). Прими четыреста капель валокордина, не чокаясь. Но шляпу, падла, всё же сними: с тобой базарит профессор, доктор наук. Глаза разуй! Не просто прошу, подонок, предлагаю обмен. Есть в жизни quod superius (доводы выше разума). Папочку помнишь? Синего картона с верёвочными завязками, вверху наклейка «Силикон. Сов. Секр.». И штамп лиловый: «Для служебного пользования». Так вот, досье по разработке присадок против Рогачёва. На пару дней могу ссудить… поверь, оно того стоит.
Это был сильный ход. Субботин просто онемел от неожиданности. Теория каучукоподобных присадок в дорожных покрытиях была когда-то инициативной Вилькиной разработкой. Публикация, два доклада… но производственники тему замяли. Им некогда, с-сука, план торопятся выполнять по выпуску скоропортящегося асфальта.
Может, кому-то и приходило в голову раньше, кто ж его знает. Патентный поиск и оформление изобретения, занятие крайне дорогостоящее, Субботиным не проводились. Позже – да, в Америке тема была запросто раскручена запросто, хотя и с иным подходом. Асфальт они красили, дорого, но сердито. И тема как-то сразу затихла. Однако в Институте каучука (в простонародье – «Резинка») с крохотными чёрными шариками, обеспечивающими упругость и долговечность асфальтово-битумной смеси, уже с полгода безуспешно возились две Зяминых аспирантки. В выходные шаманили, по ночам.
А что поделаешь – ни полигона теперь, ни средств! Всё равно, что на паперти промышлять, думал Субботин. Возьми, кого надо, в соавторы, и… Зяма не раз постреливал глазками в сторону ректората, но Вилька начальственным рэкетом сыт был по горло. Если дело покатит, самому Чубайсу придётся шнурки у него завязывать. Шучу, не придётся. Староват Чубайс, близорук и плохо координирован. Да и в бега, похоже, подался… и что, вернули идею? Это меняет всё.
– Не говори, что в «Резинке» тебя не помнят! – воодушевился Зяма. – Через полчаса у меня лекция, а у тебя, соответственно – Геночка! Прими как родственника.
– Какой откровенный и неприкрытый шантаж, Зямуля! Сердечные поклоны Ренате, Светочке, Сонечке… Зиночке! Предбудущим и бывшим жоржеткам. Как я по ним скучаю…
– Вот мерзавец! Меня сейчас порвут на кусочки… да погоди ты, зая! Врёт он всё, подлый любитель баб-с.
– Я не любитель, я профи!
– Много не заработаешь. Жиголо из тебя никудышный.
– Не надо грязи… женщин я обожаю беспошлинно, но к чему они в эпоху распада? Сплошные убытки.
– Ломаешь, стало быть, подкидную доску и бежишь из большого секса… ну, ладно. Как смотришь на то, чтобы выпить?
