Нинка встала, подошла ближе, заговорила потише:
– Во-первых, она тебе родня…
– Какая там родня?
– Молчи. Ни слова больше. Почти родня. А во-вторых… во-вторых, разве не замечал, как она шарит тебя глазами? Замечал или не замечал?
– Ну, замечал, – не сразу ответил Артур.
– И не просто шарит, а сожрать, проглотить готова! – продолжала наступать Нинка. – Разве тебе это ни о чем не говорит?
– У нее муж.
– Послушай, парень! Давай не будем, а? Не дети, сами все понимаем.
– Ну, не совсем же она дура, чтоб за меня деньги платить.
– Дура. Полная. Она втюханная. Понимаешь, втюханная. А в таком состоянии с бабой можно делать что угодно, не говоря уже про бабки! Эта ж корова потом гордиться будет, что спасла тебя от тюрьмы.
– Она в курсе, что я у тебя… это? – спросил Артур.
– В курсе. Я сказала.
– А Михаил?
– Не дай боже!.. Тот вообще за рубль в церкви повесится! – Нинка вернулась на место, сдула волосы с вспотевшего лба. – Значит, действуем так. Я сейчас еду к себе, нахожу Антонину, все ей излагаю.
– А мне чего делать?
– Ждать. Тебя куда засунули? В обезьянник?
– А куда ж еще?
– Вот там кукуй. А будет результат, капитан доложит и выпустит на все четыре стороны.
Нинка подошла к двери, резко открыла ее, приказала стоявшему в коридоре лейтенанту:
– Можете увести задержанного.
Нинка подрулила к «Бим-Бому», крикнула убиравшей грязную посуду на веранде Дильбар:
– Хозяйка у себя?
– Дома.
– А Михаил Иванович?
– Здесь. Позвать?
– Не нужно. – Нинка нажала на газ и понеслась по своей улице к дому Савостиных.
Антонина услышала шум подъехавшей машины, перестала развешивать на веревке постиранное белье, направилась к воротам.
Посигналили коротко и требовательно.
Открыла калитку, увидела выпрыгнувшую из кабины соседку, впустила во двор.
– Мишки нет? – спросила Нинка.
– В кафе.
– Слава богу, – перекрестилась Нинка, попросила: – Водички, только не холодной, чтоб горло не перехватило.
Антонина налила из графина, стоявшего на столе, передала Нинке. Та с удовольствием и до дна опорожнила стакан, пока Антонина следила за ней напряженным взглядом.
– Вот теперь все. Теперь буксы не горят. Можно передохнуть.
Антонина продолжала молча смотреть на Нинку.
– Чего молчишь? – спросила та.
– Жду.
– Думаешь, новость привезла?
– Надеюсь.
Нинка довольно хихикнула, погрозила наманикюренным пальчиком:
– Чует бабье сердечко! Чует!.. Или я не права?
– Права, – тихо ответила Антонина.
– Если права, то слушай. Нашла я твоего родственника. Точнее, не я, а наш капитан. Ну, который тебе звонил.
– Он где?.. В полиции?
– В полиции. И слава богу. Попади он не к моему Павлу Антоновичу, готовился бы уже баланду кушать.
– Спасибо. Спасибо и ему, и тебе, Нина!.. А позвонить Артуру можно?
– Во-первых, нельзя. А во-вторых, не вижу смысла. Что ты ему скажешь?
– Не знаю. Скажу, чтоб не падал духом. Буду думать, как помочь.
– Пока ты будешь думать, другие уже шариками повертели. Нужно будет колеса смазать, Тонька! Причем жирно!
– Много?
– Прилично. Но можешь отказаться, никто неволить не собирается.
– Сколько?
– Лимон! – выпалила Нинка.
– Лимон? – растерялась Савостина. – Лимон – это?..
– Миллион по-нашему. Но не зеленых, а наших, деревянных.
Антонина медленно отошла к скамейке, опустилась. Глядя на нее, Нинка рассмеялась:
– Прихватило, да? Не ожидала, что столько вывалит? – присела рядом. – Тут, Тонька, тебе решать. Или гуманизм в тебе срабатывает, или посылаешь всех на хутор бабочек ловить и продолжаешь жить своей прекрасной и счастливой жизнью.
