Что я могла сказать? Та женщина с девочкой, стоящие на выступе, на последнем этаже, они все еще были у меня перед глазами. И я быстро, чтобы только освободиться, ответила:
– Конечно. Делайте, как считаете нужным.
Видимо, Августа надеялась, что этим последним жестом она окончательно выталкивает меня из того магического круга, в котором находилась сама.
…Через месяц Августа умерла. Я приехала по звонку Муськи.
Августа лежала в постели. Простыня была мокрой. Я достала из шкафа широкое полотенце и обвернула им Августины ноги. Потом оглядела спальную. Того, что я искала, нигде не было.
Муська перехватила мой взгляд.
– Да-да, золотишко у вашей тетушки имелось. Муж ей дарил на дни рождения, она рассказывала. Но все в начале девяностых распродать пришлось, на пенсию-то не прожить было.
«Надо же, – подумала я, – со мной Августа никогда не входила в такие житейские подробности».
Полагаю, расставаться с «золотишком» ей было не сложно. Меня оно тоже не интересовало. Мне нужны были Августины серебряные браслеты. Они оказались у нее под подушкой.
Пришла врач из поликлиники, заполнила положенные бумаги, вызвала по телефону спецтранспорт.
Через час приехала старая «газель», чтобы везти Августу в морг. Шофер, коротко просигналив, так и не вышел из машины, чтобы помочь нам. И мы с Муськой, взявшись с двух концов за простыню, стали выносить Августу.
Я думала, что она будет легкой. Но она оказалась очень тяжелой, и я все боялась, как бы не лопнула простыня, пока мы спускаемся с пятого этажа.
На улице я заметила, что полотенце, в которое были завернуты Августины ноги, уже промокло.
…Мы похоронили Августу через три дня. Участвовать в поминках, которые устраивала Муська («Нет-нет, что вы, никаких денег, это мой святой долг»), я не стала.
А вчера исполнился год Августиной смерти. Позвонила Муська, спросила, поеду ли я на кладбище. Начало дня было душным, тяжелым. Собиралась гроза. Я сказала, что нет.
Я была дома, слонялась по квартире, а Моямарусечка ходила за мной по пятам. Она всегда чувствовала приближение грозы.
Я думала об Августе, о том ее решении с квартирой. Я давно поняла, что ничего из ее замысла не получилось, и что те две комнаты в коммуналке на Обводном канале, где родились и выросли она и моя мама, превратились потом вот в эту нашу малометражку. И это означало, что истинной правонаследницей Августы, хотелось ей того или нет, – была я.
К вечеру громыхало уже совсем близко, и долгожданная прохлада стала проникать через открытую балконную дверь вместе с порывами ветра.
Я подумала, что хорошо, если б сын успел вернуться из института до того, как начнется ливень, и в это время он позвонил.
Я бросилась в прихожую, и услышала, как за моей спиной сквозняком захлопнуло дверь в комнату. И одновременно услышала крик. И обернулась.
На полу лежала Моямарусечка. Она была похожа на подломившийся под собственной тяжестью цветок пиона с Августиной клумбы.
Мы с сыном опустились рядом с ней на колени и стали уговаривать ее не умирать. Моямарусечка открыла глаза и тихонько посвистела нам, точно подбадривая.
Потом мы везли ее на такси в частную лечебницу, такую, где был рентгеновский аппарат.
Когда я увидела на мониторе компьютера грудную клетку Моеймарусечки, то удивилась, до чего она похожа на мою собственную, с того, школьной поры снимка.
Врач объяснил нам характер повреждений и поднес к голове Моеймарусечки маленькую кислородную маску.
