Видеть – значит верить - страница 20

– Однако, – с чувством подхватил Шарплесс, – вы не подвергаете ни малейшему сомнению еще один факт. Как и я. Ведь у меня есть глаза и уши, и я готов присягнуть на Библии и поклясться собственной жизнью, что никто не мог проникнуть в эту комнату – ни через дверь, ни через окно!

И по существу, он был совершенно прав.

В библиотеке дома по соседству сэр Генри Мерривейл приступил к диктовке мемуаров.

Момент был впечатляющий. Г. М., чьи очки съехали на кончик носа, а лысина сверкала, как бильярдный шар, кое-как вместился в кресло, что стояло в окружении стен, увешанных старинным оружием из коллекции хозяина дома, и принял позу Виктора Гюго, которую считал впечатляющей, – локоть на столе, палец у виска, – пытаясь при этом согнать с лица довольную улыбку, отчего приобрел весьма чопорный вид.

– Я родился, – напыщенно изрек он, – шестого февраля тысяча восемьсот семьдесят первого года в местечке под названием Крэнли-Корт, неподалеку от Грейт-Юборо, что в графстве Сассекс.

«Проще простого», – подумал Филип Кортни.

Вторую половину дня он провел в праздности: прогулялся по Променад-стрит, выпил кофе в кафе «Кавендиш», отведал целебных вод и посетил музей, а ближе к девяти вечера, покончив с поздним ужином, сел в автобус номер три и попросил кондуктора об остановке у поворота на Фицгерберт-авеню.

Но в глубине души ему было не по себе.

На улице насчитывалось полдюжины домов. Каждый стоял на своем участке, обнесенном каменными стенами высотой по мужское плечо. Минуя квадратный белый дом, по всей видимости принадлежавший Артуру Фейну, Кортни остановился и оглядел фасад.

Света в окнах не было. На неподвижные ветви деревьев легли теплые летние сумерки.

Кортни задумался, как дела у Фрэнка Шарплесса и почему любовь играет с мужским рассудком такие скверные шутки, но времени на решение столь нелегкой задачи у него не осталось, поскольку в последнем доме, за которым виднелся Котсуолд, его встретил майор Адамс, предложивший пройти в библиотеку, где сэр Генри Мерривейл приветствовал Кортни крепчайшим рукопожатием и настолько свирепым взглядом, что писатель второпях прокрутил в голове события недавнего времени, пытаясь понять, не совершил ли чего-нибудь предосудительного. Вскоре, однако, он понял, что такова обычная манера общения Г. М., проявлявшего таким образом дружелюбное расположение духа. Как бы то ни было, тучный старик уселся за стол, принял пафосную позу и сообщил, что готов приступать.

– Итак, сэр?

Г. М. прочистил горло и, как вы уже знаете, напыщенно изрек:

– Я родился шестого февраля тысяча восемьсот семьдесят первого года в местечке под названием Крэнли-Корт, неподалеку от Грейт-Юборо, что в графстве Сассекс. Моя мать, в девичестве мисс Агнес Онория Гейл, дочь преподобного Уильяма Гейла и его супруги миссис Уильям Гейл, происходила из Грейт-Юборо, а отцом моим, невзирая на распространенные в то время клеветнические слухи, был Генри Сент-Джон Мерривейл, восьмой баронет в нашем роду.

Кортни пробурчал нечто невнятное.

– Записали? – осведомился Г. М., глядя на него поверх очков.

– Да, сэр. Но вы уверены, что хотите начать мемуары именно так?

– Вас что-то не устраивает? – мрачно спросил Г. М., опустив уголки рта. – Кто пишет эту книгу? Вы или я?

– Я лишь подумал, что было бы уместнее…

– Не действуйте мне на нервы, сынок, – настоятельно посоветовал Г. М. тоном, подразумевающим самые зловещие намерения. – Я знаю, что делаю, – и не без причины пользуюсь именно этими словами. Разрази меня гром! Даже если всю остальную книгу напишет кто-то другой, я не упущу случая прояснить пару давних недоразумений и свести застарелые счеты. Так вы собираетесь записывать мои слова?