– Как же так, вот прямо ни с того, ни с сего, завёлся с полоборота?
– Ну, ты же знаешь, мы ведь с ним не общаемся, вообще просто никак, и когда он к Петьке приходит, а это с ним редко в последнее время случается, чтобы он с сыном общался, так вот, он со мной вообще даже не здоровается, представляешь? А тут зашел ко мне в кухню и прямо с ходу, без всяких предисловий, без здрасти-до свидания: «Давай-ка разменивать квартиру, и немедленно, прямо завтра пойдем смотреть, я, дескать, уже и вариант подходящий нашел. Жирно вам тут вдвоем в большой двухкомнатной, а я должен ютиться бог знает где и как, как бездомный какой!» – Тут Майка заговорила противным тоном со странными интонациями, очевидно, изображая своего бывшего мужа Володьку.
– Да уж! Вот гад! – посочувствовала Вера. – Только как же, ведь ты говорила, у него вроде бы есть где жить. И что ты теперь будешь делать?
– Вот просто даже и не знаю что… – Майка горестно вздохнула, даже всхлипнула, потом встряхнула своими черными, как вороново крыло, слегка вьющимися волосами и продолжала: – Представляешь, у родителей его квартира трехкомнатная на Комсомольском проспекте в старом доме…
– Ну ничего себе! – изумилась Вера. – Там же квартиры огромные, старые еще, потолки высоченные – простор! Мы там недавно были с Валеркой у Сережки, ну, у друга его, помнишь, ты видела его. И что же, это называется – жить ему негде?
– Ну вот же! Именно. И окна прямо на Москву-реку и Парк Культуры, ты представляешь? Но ее разменивать родители никогда не дадут, а с ними жить он не хочет. И вот теперь говорит: давай нашу квартиру разменивать, мы её во время брака получили, и вообще, это ты была инициатором развода, и виновата кругом, так что, если не согласишься, будем разменивать принудительно, по суду… вот так!..
– Нич-чего себе! – выдохнула Вера.
– Представляешь? И что мне теперь делать, а?
– Да уж, хоть бы эти его родители внука своего пожалели! А так, ведь если эту вашу двухкомнатную на Академической разменивать, то хоть и дом хороший, и район, и квартира прямо у метро, у вас с Петькой в лучшем случае может получиться только крошечная однушка, да и то где-нибудь в Чертанове или Отрадном, а не как у вас – почти в центре и у самого метро…
– Ну вот и я о том же! Здорово, да? – Майка опустила голову, и Вера поняла – сейчас подруга разрыдается. Потом, всё же совладав с собой, она продолжала: – И потом как же тогда со школой Петькиной, что, мне его из английской спецшколы забирать? А с моей работой? Мне сейчас от дома до работы полчаса, а если из какого-нибудь Чертанова?..
Подруги немного помолчали, затем Майка, залпом прикончив совершенно уже остывший чай в большой белой чашке с красной надписью Teapot, тяжело вздохнула:
– Слушай… Представляешь, а Петька-то мой теперь стал отца своего даже бояться, нет, прикинь, как тебе это! Меня потом просил: «Ма-ам, ты ему лучше сама скажи: не надо, чтоб он приходил!» Знаешь, что этот тут в один из последних приходов сказал? «Сынок, знаешь, а я тут собачку завел, она маленькая, но о-очень злая…» Ты представляешь? Вот как это понимать, а?.. А еще меня Володька вчера лярвой обозвал и еще как-то, я уже плохо помню…
– Да уж, жалко мальчишку, несладко ему, и потом, мал он ещё для таких представлений! – Вера медленно допила чай и сочувственно покачала головой. – Вот гад-то! А, кстати, что это такое – лярва?
