Шульгин решил, что при всем ее мужестве подвергать женщину непосильным нагрузкам просто бесчеловечно. И решил разрядить ситуацию.
– Я с тобой согласен. Более того, из известных нам факторов – Великая сеть и прочее – следует вывод, что Андрей вообще не подвержен опасностям… общего, так сказать, порядка.
– Этого я и боюсь, – прошептала Ирина.
Шульгин, наблюдая за ней последние годы, замечал, как она меняется. В семьдесят шестом году это была (он не знал тогда о ее инопланетном происхождении) спортивная, одновременно элегантная, крайне умная и очень уверенная в себе девушка. С ней можно было целый вечер танцевать до упаду, рискованно острить, ездить на мотоциклах в дальние экскурсии по Золотому кольцу, вообще считать ее «своим парнем в юбке», немного сожалея, что досталась она не ему, а Андрею.
Тремя годами спустя она была уже несколько барственной, «роскошной женщиной», которая, расставшись с Новиковым, в свои двадцать семь успела вкусить максимум от того, что давал своим номенклатурным и увенчанным официальными лаврами деятелям искусства советский режим. (Не ей лично, а как жене секретаря Союза писателей.)
Еще через два года Сашка увидел ее (после развода с сановным мужем), ставшую почти такой, как прежде, и еще сильнее влюбленную в Андрея. Прежнюю и неожиданно жесткую, даже агрессивную (когда им вчетвером пришлось сражаться против всей инопланетной мощи).
А вот сейчас она выглядела совершенно земной женщиной. Нельзя было и представить, что она способна драться на улице с бандитами, применяя редкостные приемы тэквондо, и когда надо, быть похожей на героиню американского боевика. Перед ним сидела совсем новая Ирина. Но все равно невероятно красивая, даже, может быть, более, чем когда-либо, и, безусловно, отнюдь не утратившая своих способностей.
– В любом случае, Ира, я хотел получить твое согласие – пока Андрей не вернется, ты дашь мне карт-бланш на роль координатора наших действий.
Ирина откровенно удивилась.
– Зачем, Саша, тебе мое согласие? Не понимаю. Я что, вдовствующая императрица?
– Ты лишнего не болтай. А понять меня должна… – Он сделал паузу. – Ситуацию ты чувствуешь острее, чем мы, вместе взятые. По крайней мере я так тебя воспринимаю. И, кроме Андрея, только ты можешь все понять правильно. Я также считаю, что сейчас как-то координировать общие усилия могу лишь я. Я не сверхчеловек и не кандидат в Держатели Мира, но лучше других предчувствую близкое будущее и более свободен в действиях, чем Берестин и Воронцов. Согласна?
– Да, Саша, согласна. Действуй, как находишь нужным сейчас. А когда Андрей вернется, вы в своих ролях разберетесь. Рассчитывай на мою поддержку. Только… Я ведь уже почти ничего не могу. Русалочка, помнишь эту сказку?
С чувством жалости к ней и одновременно преклонения перед ее удивительной самоотверженностью Шульгин наклонился и поцеловал ей руку.
Теперь, чего никогда раньше не было, Сашка ощущал себя сильнее ее.
…Для отъезда в Москву Шульгин приготовил специальный поезд. Не такой угрожающе-роскошный, как знаменитые эшелоны Троцкого, но вполне подходящий, чтобы проехать из Севастополя в центр Советской республики через одну официальную и много стихийных границ по территориям Махно, батьки Ангела, атаманши Маруси, бело-зеленых и красно-зеленых…
Контрольная площадка, загруженная мешками с песком на случай невзначай подложенной мины, еще одна, с рельсами, шпалами, костылями и прочим инвентарем для ремонтно-восстановительных работ, бронепаровоз мощнейшей тогда серии «Эр», пассажирский вагон, в котором разместилось отделение басмановских рейнджеров с оружием, боеприпасами и месячным (чтобы не зависеть от совдеповских пайков) запасом продовольствия, и бронированный салон-вагон Шульгина. Сашка вез в двух теплушках «Роллс-Ройс» «Серебряный призрак» в подарок Левашову, а для себя как полномочного представителя республики Югороссия – элегантнейшую «Испано-Суизу» с начинкой от джипа «Лендровер».
