Читать онлайн Роман Шмыков - Вилка Еретика

Я боялся, что больше никогда не получу такого удовольствия, как в этот самый момент. Она поддавалась каждому моему движению, двигалась в такт любому телесному порыву того, кто ласкал её последние пятнадцать минут. Так, как я, больше никто не умеет на Плутоне. Я упёрся руками о ковёр, повернул её к себе, чтоб дырочка оказалась ровно под моими бёдрами. Пришлось помочь себе, чтоб вхождение никому не принесло дискомфорта. Мы одновременно провалились в такое блаженство, что её покров ощущался в равной степени моим. Я чувствовал её, а она чувствовала меня, слегка пульсирующая под потным животом.

Она немного волновалась, постанывала не как обычно, но быстро осознала, что я не принесу вреда. Наоборот, это сплошное удовольствие. Я смазывал пальцами её слизь со своего члена и пробовал на вкус. Столь знакомый, столь желанный. Мы не виделись уже неделю, между моих ног всё это время назревал настоящий бунт. Вот наконец я в ней, набираю темп, шлепки становятся громче, от чего хочется только сильнее вдалбливаться в неё, лишь бы она навсегда меня запомнила, от природы никогда не отличавшаяся хорошей памятью на человеческие лица.

Отлично чувствую – её дырочка принимает меня, работает как насос. Мой оргазм стал приближаться с молниеносной скоростью, и я стиснул зубы, начал вспоминать свой нудный Отсчёт на заводе, лишь бы отдалить момент и не сползать с любимой как можно дольше. Отлично знаю, что и она терпит, ждёт, пока кончу первым. Непреложное правило проституток – сперва клиент, потом уже личное удовольствие. Но мне же хотелось играться, немного глумиться и откровенно вредничать. Я изловчился и подсунул руку к бёдрам, нащупал её клитор, закрытый несколькими слоями покровов, и принялся его тереть. Сначала мягко, затем круговыми движениями усилил нажим. Она начала так сильно извиваться, что моё нахождение сверху превратилось в настоящее испытание. Я стал обильнее потеть, даже язык случайно прикусил, слишком сконцентрированный на чужом удовольствии вместо того, чтоб кончить уже да отправиться домой к супруге.

Мысль подобного толка всегда приходит с лёгким опозданием. Я ведь давно к ней хожу, а тут явно стал ломать грань, когда наслаждение становится пыткой, и самый сладкий оргазм теряет силу, добытый словно в соревновании. В приступе стыда я вынул из неё член и чуть спустился, головой припал к дырочке, слегка солоноватой на вкус. Я чавкал, ловя какое-то совершенно неуловимое и необъяснимое чувство. Хочется очутиться в ней, залезть полностью и никогда больше не покидать её тела. Даже пустив скупую слезу, я, всё ещё утопающий в ненависти к себе из-за собственного варварства, решил, что пусть уж сначала она кончит, а я уж как-нибудь потом. В следующий раз или же в ду́ше, пока толстый слой машинного масла и каменной пыли будет понемногу сходить, засоряя слив.

Клитор набух достаточно, чтоб мой рот наполнился. Она текла так обильно, что приходилось глотать слюну вперемешку с её соками, всё ещё вкусными для влюблённого заводчанина, слегка потерявшегося по пути домой. Она же веселилась, радостно пищала. Лишь бы не ударила случайно ножкой, а то и синяк оставит. Такое не смогу внятно объяснить жене, да и врать не хочу. Просто промолчу, как раньше. Всегда работало, и сработает в этот раз.

Хочу, чтоб она узнала, как я люблю её. Я еле отпал своими губами от её дырочки, приподнялся и вернулся в прежнее положение. Набухший член так легко скользнул внутрь, что я кончил практически сразу, застывший на целую минуту. Неподвижный, трясущийся, и каждое мышечное волокно проглядывает под уставшей морщинистой кожей. Почему-то вместо приятных воспоминаний перед закрытыми глазами промелькнуло заспанное лицо пятидесятилетнего мужчины, которое я всё ещё не привык встречать в зеркале каждое утро.

Я свалился с неё. Она, всё ещё брыкающаяся в радости, пищала и болтала всеми восемью лапками, пока складки пульсировали, принявшие мою сперму и отправившие её на переваривание в огромный организм. До сих пор удивляюсь, как люди и огромные гусеницы Плутона смогли так полюбить друг друга. Оттого проигранные войны на Марсе и Венере выглядят совершенно нелепо. Насекомые нас любят, а мы любим их в ответ. Так это работает на фиолетовой планете. Так было до меня, так происходит при мне и так продолжится, когда я умру. Зацикленный круговорот жидкости и любви, давно утратившей границу между двумя совершенно разными формами жизни. Как же я люблю свою Диту, самую нежную Анухе в Городе.

Достал сигарету с наполненным фильтром. Красноватый, слишком явно выдающий содержащийся в себе Экс. Но он как ничто другое нужен сейчас. Чтоб продлить сладость момента, чтоб он запечатался в памяти так сильно, что никакой грохот металла на производстве не выбьет его из головы. Первая затяжка, и стопы онемели, постепенно забирая с собой голени. Такое же происходит с лицом, оно словно чужое, и я трогаю другого человека, не себя. В паху только жар сохранился, всё ещё напоминающий, что произошло – жаркий секс с Анухе, огромной гусеницей. Моя Дита приятного бирюзового цвета. В слабом освещении её личной комнаты она переливается так красиво, что у меня слёзы на глазах выступают. Как же я обожаю её. Если б мы знали языки друг друга, то я бы всё ей рассказал. А она призналась бы в любви мне. Это было бы так прекрасно. Но увы, мы всё ещё можем общаться одним лишь языком прикосновений.

– Дита, можно я приду к тебе через пару Отсчётов? Не уверен, что протяну больше… Дита?

А она молчала, повернувшаяся ко мне боком. Её огромные складки всё ещё пульсировали, оранжевые пятна на них постепенно меняли свой цвет. Она злилась или боялась. И я корил себя за то, что вызвал одно из этих чувств. Или оба сразу. Как же хочу доказать ей, что не представляю опасности, и…

– Дита? – я приложил ладонь к её покрову, отодвинув подальше папиросу с Эксом. – Ты меня слышишь?

Дита грузно поднялась, еле шевеля лапками, и уползла в темноту своей личной комнаты, куда для посетителей доступ закрыт. От моей возлюбленной осталась лишь полоса слизи, смесь наших жидкостей. Я припал к ней лицом, забыл о сигарете. Пепел попал мне в ладонь, я машинально скинул вместе с недешёвым куревом на ковёр. Чтоб не попортить его, тут же всё смахнул онемевшими пальцами и задавил пепел, только бы не разгорелся.

В зудящей обиде спешно оделся, предварительно вытершись специальными полотенцами у входа, и выскочил в коридор. Еле удерживаю слёзы под плотно сомкнутыми веками. Что я сделал сегодня не так? Как обычно был нежен и ласков, а она откровенно вредничала всё время, словно ей не нравилось, словно я самый мерзкий человек на планете. Будто она не принимает мне подобных по десять штук за Отсчёт…

По длинному узкому проходу выбрался к кассе. Мой давний знакомый, Хоп, как обычно дежурил в вечерние смены, еле дотягивающий до их конца. Задремал, работяга, аж храп поднял на половину борделя. Я сначала приготовил деньги, – наличность, как в совсем позабытые времена на Земле, – затем стуком в стекло разбудил Хопа.

– Здравия тебе. Вот, держи за час. – Проверив электронный остаток на НОТ-СОУ-СМАРТ, я просунул смятые купюры в узкую щель между мной и кассиром. Удобно, что он же являлся и главным сутенёром. От него можно лично узнать все подробности о местных Анухе, чтоб точно получить лучший на Плутоне оргазм с гусеницей.

– Здравия, Нис. Как всё прошло?

– Сложно сказать, – я специально показательно вздохнул и пожал плечами, – Дита сегодня какая-то неотзывчивая.

– Может, это потому что ты был с Мити?

Я буквально опешил, ощутив что-то вроде предательства. Причём что с моей стороны, что со стороны Хопа.

– Почему не сказал? Я же только к Дите ездить люблю!

– Тогда ты бы сразу заметил, что это не она… – Хоп на секунду усмехнулся. Однако, заметив мой озлобленный взгляд, быстро вернул серьёзный тон. В какой-то мере даже извиняющийся, – Дита с недавнего времени не на смене.

– Что случилось?

Я прижался лбом к стеклу между нами – единственной перегородке. Иначе сдавил бы горло Хопа так сильно, что он перестал бы произносить имя моей любимой гусеницы с такой пренебрежительной интонацией.

– Я продал её…

Слов во мне не нашлось. Да, всем известно, что умелых Анухе отправляют в частные коллекции богачам Города, тем не менее я от чего-то был уверен, что мою Диту никогда не отдадут. Сладкий секрет превратился во всеобщее достояние, и теперь мерзкое чувство утраты ударило меня по животу. Я буквально согнулся пополам, удерживаясь на месте непонятно как. Опёрся о стекло, Хоп даже с места подскочил.

– Нис… я прошу тебя… по старой дружбе… – его жалкий голос отлично доходил до меня, и я жалел, что имею прекрасный слух, который когда-то помогал при службе в Пурпурной армии. – Иди домой, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть. Как там кстати поживает…?

Я не дал ему договорить. Он хотел спросить о Пим, но я ни в коем виде не хотел вспоминать о ней до прихода домой. Хоп сел обратно, стул под ним даже скрипнул, приняв на себя тяжёлое тело лысеющего толстяка. Сейчас он словно стал более отвратительным, и другом его сложно назвать. Мерзко, таким не место среди моего ближайшего круга общения. Тем более именно этот человек продал мою любимую Анухе, чтоб набить себе карман. Я молча махнул рукой в сторону Хопа и поспешил выйти на улицу, ощущая, что эффект Экса покидает меня. Как и тепло, что подарили последние минуты в этом борделе. Не хочу больше сюда возвращаться, смысла отныне в этом буквально нет никакого.

Город под полимерным Тетром постепенно затихал. Дневная смена закончилась несколько часов назад, а ночная наступит нескоро, пусть и Солнце в самом разгаре. В летний период вращения Плутона верхушка власти решила, что рабочее время можно сократить, вот только при этом повысить интенсивность каждой минуты. Да, по воле Совета у меня больше свободного времени, а какой в этом толк, если я без ног возвращаюсь домой, и всё, на что у меня есть силы, это на скорую руку поесть да свалиться спать перед экраном, который запрещено выключать даже в ночное время? И каждые полчаса обязательные лекции о силе Троебожия. Тошнит уже от этих фанатиков. Стыдно признаться пред предками с Марса и Венеры, что в наш 4516 год от рождества Христова власть удерживается на две трети религиозными деятелями. Их голоса важнее, и слово обычного Горожанина куда слабее по сравнению с их словом. Думать хотя бы не запретили, и на том спасибо.

Я медленно вышагивал подальше от борделя по пути к центру Города. Там мой любимый бар, спрятанный в подвале под одним из самых высоких небоскрёбов. Хочу выпить, чтоб выбить из ушей свои же настырные мысли. И вспоминать смешно, что люди терраформировали столь далёкую от звезды планету, но отдали все лавры несуществующим богам, якобы те благословенно позволили сотворить подобное, а наша заслуга лишь в том, что нам удалось попросту дожить до этого момента.

Одновременно с этим до боли обидно, что нет тихого места ни в одном из пяти Городов на Плутоне. Везде эти баннеры, электронные щиты размером со здание. Бесконечный поток религиозной пропаганды. Как бы ты ни хотел, но не забудешь три заповеди. Сформулированы они при первой высадке на фиолетовой планете, тогда ещё бывшей оранжевым неприветливым шаром, намного меньшим по сравнению с первым домом людей в этой системе. И тесно как-то даже, хотя население куда реже прежнего. Нас словно выгоняют отсюда, хотят изжить нас, выставить как вредителей, лишь бы мы все передохли как насекомые других планет, не заслужившие сделать и малейший вдох.