«Ведь просил же урода не присылать сюда геологинь!» – нехорошо помянул Баркенов начальника по кадрам. «Расходись! – приказал он, – сглазите девку!.. А вы, – оборотился к дружным братьям, – вечером обустройте коллегу. Жарко печь протопите в светлице. Сейчас всем работать, по местам стоять!..» Баркенов уселся в кабину и вместе с новенькой отбыл в посёлок. Взбудораженный люд стал нехотя разбредаться по рабочим постам. Довольные, что свидание с приезжей вменено в обязанность, Винчестер и брат Саня, гуторя и паясничая, двинулись на обход шурфов, чтобы засветло пронумеровать свеженарытые проходки.
Потревоженная ходоками, нещадно сотрясаемая взрывами, изъеденная гусеничными траками и обезображенная зевами шурфов стенала Земля. Природа равновесно сбалансирована, пока не вторгся варвар с мотором. Свежими срезами белели срубленные топором деревья, не сумев смолой выплакаться на морозе; распуганные гвалтом и тяжёлым запахом соляра покинули насиженный слой животворной почвы звери и птицы. Никто и ничто не смогло противостоять человеку, в погоне за одним расточительно губившему остальное. Движущий стимул освоения северных территорий – месторождения полезных ископаемых: золота, нефти, урановых и прочих руд. Малочисленный исконный этнос подмяли, а пришлый иноверец подобен хапуге. Земля произвела человека себе на погибель.
Природа севера дика и сурова на вид, но очень уязвима и раны залечивает дольше, чем пышная южная. В изначальных верованиях северян Земля-Мать и Вода-Мать почитались с всегдашней святостью. Земля мыслилась в образе исполинского животного, одетого мехом лесов и травы. Как живое существо она ежегодно линяет; рожает птиц, рыб, оленей, крупную и мелкую неразумную тварь; нужно лелеять её и беречь. У нганасан, энцев, ламутов, юкагиров и других северных народностей запрещалось колоть лоно земли ножом и копьём, без нужды рыть почву и заглублять в неё колья. «Не любит кровь, когда её на свет ставят», – вспоминая слова русского языка, говорил старый якут-оленевод, щелками узких от рождения глаз наблюдая пасущееся в низине стадо. Винчестер вышел на него летним маршрутом на Варгае, и сухотелый старец не удивился появлению пешехода. Вековой узор лицевых морщин, похожий на развитую сеть оврагов, не сдвинулся ни в улыбку, ни в удивление, будто он намеренно дожидался прихода геолога. «Пожалуй, невозмутимость туземцев порождена близостью первозданной природы, обычаем жить согласно с ней, она от неотягощённого образованием, ленивого ума», – возможно, так подумал утомлённый ходьбою Винчестер.
«Вишь, тела твой кожей покрыт, твоя кровь держит. Великий горе, когда шкура голый. Эта рана, эта боль. Через дырка бросает душа и смерть ходит. Нельзя шкура земля рваный казать. Плоха беда станет!..»
Издавна бытовали анимистические, актуальные и на завтра поверья. Нельзя безнаказанно губить деревья, вблизи костра рубить дрова, можно поранить духа огня; нельзя плевать в огонь и лить в костёр воду. Ради сбора орехов преступно заваливать кедр; запрещено убивать спящего зверя; не подобает громко кричать и куролесить в лесу, распугивая затаившихся обитателей. Охотничий промысел зависит от духа-покровителя леса, не надо его гневить. «Будь люди суеверны и рачительны, не оскудела бы обжитая Земля; есть выверенная народная мудрость, следуй ей», – может статься, и так отвлечённо подумал усталый Винчестер тогда на Варгае.
