Она плакала. Слезы текли у нее по щекам. И в этот момент он будто заново увидел ее шрамы. И ему от них тоже стало не хорошо. Он отвел от нее глаза, чтобы скрыть свое отвращение.
– Это все из-за меня произошло. Из-за моего лица. Из-за шрамов. Он испугался меня, когда осветил лицо зажигалкой. Я видела на его лице обескураженность и тень гадливости. Именно эти чувства спровоцировали Жору на жестокость ко мне. Поэтому он схватил меня за горло. Жора не мог обладать мною, потому что все в нем, его тело и мозг, отвергали меня.
Игорь поднялся и сделал шаг к ней.
– Не надо плакать. Я прошу тебя… Прошу…
– Не нужно меня успокаивать.
Он взял ее за руку, поднял с кресла и прижал к себе.
– Что было дальше?
– Он уехал в тот вечер. А я напилась успокоительного и заснула.
Она заплакала навзрыд. Он обнял ее и прижал к груди.
– Тихо-тихо, не плач…
Плечи ее вздрагивали и не могли успокоиться. Он обнимал ее и ждал, когда она перестанет плакать.
– Это все из-за меня… Из-за меня… Из-за моего лица. Я никому не нужна… Никому…
Он стоял и не шевелился. Только сейчас он понимал, что ему нет никакого дела до ее лица, потому что в его руках плакала ее душа.
Когда люди находятся на расстоянии метра и полуметра, они не способны чувствовать другого человека. У них не возникает токов притяжения, сближения и взаимопонимания. Может появиться некое чувство отторжения или притяжения. Это при сильном взаимодействии эмоциональных, биологических полей. Человек только вошел в комнату, в вагон, в салон и уже возникает чувство притяжение или неприятия, желание сближения или барьер неприятия. Когда между ними двадцать сантиметров, десять или еще меньше, возникают робкие токи узнавания. И даже если было неприятие, оно видоизменяется, слабеет, преобразуется и может превратиться в симпатии. Начинаются токи понимания, сочувствия, появляются робкие ростки чувств, притяжение. Есть критическое расстояние между людьми, при котором происходит либо обострение негативного, либо взаимное проникновение потоков, прорастания из ниоткуда цветов понимания и рост симпатий. Возникают чувства, которые, как посланцы эмоций, несущие открытия и объяснения. И это все происходит без взглядов, без касаний или с таковыми. Когда же происходят касания, то это проявление доверия, поиски путей лучшего понимания. Часто люди находятся на расстоянии друг от друга, держат дистанцию, не позволяя никому преодолеть порог открытости и сверх доверия. Оболочки закрытости, сохранения внутренней энергии лишь касаются и препятствуют проникновению друг в друга. Но стоит лишь движением, словом, касанием преодолеть критическое расстояние, и все может измениться, и начнется притяжение, пойдут, потекут токи взаимопонимания.
– Ну перестань… Перестань… – просил он. – Не нужно плакать…
– Это все я… Я… Со мною все не так… Все не так…
Она в отчаянии вскрикнула, застонала и начала биться в его руках, метаться, мотать из стороны в сторону головой. И ее роскошные волосы ходили волнами справа налево и слева направо.
– Я никому не нужна…
Он удерживал ее и не давал проявить себя всю в отчаянии, не доводя до крайней степени.
– Я прошу тебя, не нужно… Не нужно этого…
Он не знал, как следует успокаивать девушек. Поэтому он прижал ее к себе, начал гладить, и она перестала биться в его руках. Чтобы у нее не повторился приступ крайнего отчаяния, он, заметив, что она успокаивается, тут же поцеловал, как когда-то в детстве его после наказания и просьб о прощении целовала мать. Это подействовало. И он стал целовать ее в волосы, в висок, в щеку. Она совсем затихла. И он замер. Одной рукой он теперь держал ее за талию, другой придерживал локоть руки, которую она ладонью положила ему на грудь. Ему казалось, что его рубашка на груди становится влажной. Ее горячее дыхание обжигала ему верхнюю часть груди и горло. Если сначала он испытывал к ней жалость, то теперь его тянуло к этой девушке. Ему и дальше хотелось обнимать ее. И вдруг он почувствовал, что его мужское желание начинает расти. Оно становится больше, крепче, сильнее. В нем боролось два чувства. Одно требовало, чтобы он положил ее на кровать, успокаивая, гладил и просил заснуть. Другое чувство просило и требовало его, чтобы он познал ее, познал до конца во всем ее естестве. И она что-то почувствовала и отвернула от него лицо, как будто ей было стыдно себя, своих слез и его жалости. Она чувствовала его жалость к себе, и за это ей было стыдно. Ей казалось, что возникло что-то неуловимое между ними. Но она боялась ошибиться в этом чувстве. Ей снова захотелось закрыться и не пускать его в свои мысли и свои чувства. Но он уже владел ими.
