Игорь вспомнил свое детство.
– Мы жили за городом около леса. И часто ходили в лес собирать ягоды и грибы. Недалеко от нас рос черничник. В урожайные годы мы собирали чернику ведрами.
Виолетта слушала его и смотрела куда-то далеко-далеко.
– Мама очень любила садовые цветы. И больше всего она любила розы. Когда у нас появился загородные дом, она посадила много саженцев роз: плетистые розы, кустовые и одиночные. Она все свободное время проводила в саду.
Каждый из них выглядел растроганным и к сказанному другим добавлял свое воспоминание.
– Моя мама любила полевые цветы. Они просты и непосредственны. В них нет нарочитости, изыска, но много естественной красоты. Ее любимые цветы – анютины глазки.
– Это виола, – вспомнила Виолетта. – У нас тоже в саду были такие цветы.
– Да, виола и еще полевые ромашки. Она любила собрать ромашки в садике и за околицей. Соберет, поставить в банку на подоконнике и смотрит. То на одно место поставит цветы, то на другое. И обязательно меняет воду в банке.
– Твоя мама жива?
– Нет, она умерла от менингита. Воспаление, осложнение и все. Она недолго болела.
– А какая у нее была прическа?
– У нее были длинные волосы. Она их каждое утро расчесывала и укладывала в пучок на затылке.
– Моя мама в девушках тоже носила косу. Она любила длинные косы и носила их до замужества. У нас есть фотография, где она с косой.
– Моя Роза, хочешь, я затоплю баню.
– Как ты меня назвал? – спросила она и прослезилась.
– Моя роза… – ответил он.
– Когда я вспоминаю маму, мне всегда хочется плакать.
– Не нужно. Я включу парилку. Через час можно будет париться.
– Твоя мама была высокая?
– Нет, метр, шестьдесят шесть.
– А моя высокая. Она была ростом с папу. Может быть, мне что-нибудь приготовить?
– Мы могли бы обойтись бутербродами.
– Лучше я приготовлю. – Она поднялась, подошла к плите и осмотрела ее. – Духовка тоже есть. Вот и хорошо. Тогда я сделаю любимое блюдо папы.
– Нет, я не стану возражать против любимого блюда папы, – сказал он и улыбнулся.
Ей захотелось показать себя хозяйкой в доме, хотелось показать себя такой, какая она есть, хотелось накормить его чем-то вкусным, представить, как все у них могло бы быть хорошо. Она все умела, и все могла делать по дому. Она готова была сделать для него сейчас все, что угодно. И накормить, и постирать и погладить его одежду. И она все это сделала бы с огромным счастьем, как делают то, чего долго ждешь.
Она надела халат, запорхала у плиты, загремела скородами и противнями.
– Скажи, как тебя звала мама дома?
– Иногда Пончик… Я был толстенький, а она была большой насмешницей, – улыбнулся он. – Но чаще она звала меня Граммушка.
– Почему?
– Фамилия Граммов. Я – Игорь Граммов.
– Отсюда Грэмми?
– Да.
– Мне здесь нравится. Я бы сделала здесь перестановку и купила новую мебель.
– Давай мы не будем этого делать, – с улыбкой перебил он ее.
– Конечно, – рассмеялась она.
В какой-то момент он поймал себя на том, что ему приятно смотреть на то, как она хозяйничает. Поглядывая на нее с любовью, он надел банный халат, который вполне соответствовал обстановке, подошел к двери в парилку, на стене у входа включил парилку и вывел регулятор на полную мощность. Когда он с улыбкой хотел посмотреть, что она готовит, то услышал игривое:
– Не подглядывай.
– Не буду, – сказал он, зашел в парную, включил свет и посмотрел на электропечь.
Она уже в своих недрах накалилась и нагревала парную. Он сел около нее и стал смотреть на камни, которые лежали сверху, и за которыми маячила раскаленная спираль электропечи. Ему хотелось пойти к ней, но он томил себя, выжидал. Почему-то около нее он не мог оставаться спокойным, руки сами тянулись к ее плечам, к ее талии и бедрам. Он хотел ей обладать снова и снова. И только разговоры на бытовые темы, помогали ему отвлекаться от неистребимого желания близости.
