Но нет, Плотников стоял не у четвертой линии, а у третьей. В чем же тогда дело? Шмюльц склонился над термодатчиком фильеры на первой линии и прислушался к воплям своего босса. Игорь Валентинович Плотников распекал новенького упаковщика, работавшего всего вторую или третью смену. Новенький упаковщик стоял как обкаканый ребенок, а Плотников вопил на него, направляя силу своего голоса прямо в лицо бедолажке. У новенького тряслись пальцы.
– Все! – произнес рядом со Шмюльцем упаковщик с первой линии. – Паренек больше не придет! А ведь он всю ночь пахал, скорость-то у него на линии высокая, даже не присядешь.
Шмюльц согласно кивнул. Примерно каждый третий новенький рабочий уходил в течении первых трех смен. Потому что так устроен мир, что новенькие рабочие еще не набрались должного опыта и иногда могут где-то слегка накосячить или сделать что-то не так, как того требует босс. И тогда босс с ним «беседует». Беседует в своей излюбленной манере. Очень редко, когда после той беседы у новенького рабочего остается желание приходить в этот цех хоть раз. Иногда у людей случаются даже психологические травмы и остаются комплексы. Однажды на глазах у всего цеха во время «беседы» с Плотниковым у одного рабочего случился приступ эпилепсии, что, впрочем, нисколько не взволновало Игоря Валентиновича и он только обматерил его напоследок и, перешагнув через содрогающееся тело, ушел прочь в свой кабинет.
Петр Шмюльц и Санек Дачников тихо и робко прислушались к «беседе», происходившей на второй линии. Благо, что это было совсем не трудно, Плотников вопил как паровозный свисток. Их начальник смешивал новенького упаковщика с говном и пожирал его живьем, обкладывал его десятью слоями мата и давал понять, что тот ничтожество и ничегошеньки в своей жалкой жизни не умеет. Что от его работы предприятию наноситься непоправимый ущерб от чего другие рабочие недополучают зарплату и так далее и тому подобное. Бедненький новенький упаковщик боялся даже слово пикнуть. Хотя нет, однажды он что-то промямлил за что и получил новую порцию отборного мата и унижения. Вина новенького упаковщика заключалась в том, что он недостаточно тщательно подмел за собой рабочее место и на глаза его босса попалась горсть смеси, которую засыпают в бункер и из которой делаются готовые панели. Видимо, мешок был с дыркой, а упаковщик это не сразу заметил. К слову сказать, этой смеси в цеху было горы и ежедневно ее просыпалось полным-полно и никому дело до нее не было, да и стоила она три с половиной копейки. И половина мешков в цеху были дырявые и из них всегда сыпалось.
Наоравшись вдоволь, Плотников резко развернулся и зашагал прочь из цеха. Никому ни «здрастьсе» ни «до свиданья». Он появлялся и исчезал из цеха внезапно, произвольно и непредсказуемо. С рабочими он говорил исключительно по работе, никогда ни с кем не здоровался и, разумеется, никого никогда не хвалил, даже если человек действительно этого заслужил. Лучшей похвалой от начальника считалось его молчание.
Плотников был хоть и параноиком, но не дураком и прекрасно осознавал, что в цеху его ненавидят.
Шмюльц и Дачников проводили глазами своего босса до двери выхода, дождались, когда громко захлопнется цеховая дверь и только тогда позволили себе расслабиться.
В цеху «Пластдекора +» начался рабочий день. С новой силой зашумело до селе выключенное оборудование: чудовищно загромыхали две дробилки-имельчители, завизжала циркулярная пила, что отпиливала полотна на отрезки необходимой длины, загудела мельница, перемалывающая дробленку в пластмассовую муку, закрутился смеситель, задвигалась под потолком кран-балка. В цеху стоял шум и меловая пыль.
