Кристина кивнула. Бар будет последними съемками для Веерской в этом фильме. По сюжету после бара ее зарежет киллер, но это было уже снято еще зимой.
– Хорошо, – Сахаров хлопнул в ладоши. – Всем счастливо!
Веерская вышла в пустое фойе театра и пошла в гримерку. В театре было удобно снимать – тут были уже готовые гримерки. Она переоделась, отдала реквизит ассистентам и вышла на улицу. Съемочная группа тоже расходилась по заказным автобусам, на ночной московской улице начинал моросить дождь. Все оборудование для съемки они оставили в театре, все равно завтра вечером возвращаться, а в театре было достаточно места где все это разместить.
Актриса попрощалась с актерами и села в свой любимый «Флюэнс». На улице царила московская ночь с ее неоном, дождь набирал силу, актриса включила дворники. Как здорово, до ее поселка даже по полупустой трассе добираться не менее полутора часов, а завтра после полудня у нее еще одни съемки. Следующих три дня Кристина Веерская проведет на площадке исторического фильма «Карибская Страсть», где будет играть не кого-нибудь, а дочку губернатора Кубинского порта – даму сердца главного героя. Потом вся съемочная бригада «Карибской Страсти», в том числе и сама Веерская улетит на Кубу снимать основные сцены.
Стеклоочистители синхроннора стирали капли дождя с лобового стекла. Актриса не могла дождаться того дня, когда ступит на белый песочек Острова Свободы, потому что шумная суетливая Москва с ее нескончаемыми съемками ее утомили.
Пальчик на кнопке включения магнитолы, приветливо моргнувший экран, ещё два касания и первые аккорды композиции Du riechst so gut группы «Rammstein». Ключ зажигания, проснувшийся двигатель, нажатие на педаль газа и уверенное движение вперёд.
Вскоре, когда она мчалась по Ленинскому проспекту ей позвонил Клиффорд Лоу.
– Да?
– Кристина, здравствуй, моя хороший! – актриса всегда умилялась английскому акценту своего продюсера.
– Здравствуй, Клиф, – Веерская остановилась на красном свете светофора. – Что-то ты мне целый день не звонил. Забыл про меня, мой крокодильчик? – она использовала выражение ее героини из только что играемой роли. Иногда, когда у нее было хорошее настроение, она называла своего продюсера крокодильчиком или теленочком («Low» в переводе с английского означало «мычать»).
Но, похоже, Лоу был не настроен на шутки.
– Кристина, есть нехороший дело! Нам это очень нехороший! Ты еще не видела газетт? Газетт?
– Газету? Это такой широкий лист бумаги с текстом? Ну им ещё мух прихлопывают? Такую газету?
– Я говорю об издании. Сейчас… – на том конце связи Лоу зашелестел бумажными страницами. – Это газетт… «Яркий Созвездий». Ты ее видела?
– Так… – Веерская почувствовала что-то неладное. Она сделала музыку потише. – Это журнал. Что в ней?
– Тебя показали, Кристина! Тут есть ты.
– Что написали?
– Мало писано. Тут есть твой фото. Только фото.
– Это плохое фото, Клиф, да? – Веерская услышала, что позади нее раздался сигнал клаксона и вспомнила, что стоит на светофоре, который уже зажегся зеленым. Она рефлекторно нажала педаль газа.
– Очень некрасиво, Кристина! Очень низко. Бэд! – говорил Лоу.
– Ясно… Спасибо, Клиф. Я сейчас посмотрю.
– Да, тебе надо сама смотреть. Это не есть хороший фото! Это работать папарацци!
У Кристины Веерской испортилось настроение. Она с сильным раздражением бросила сотовый на переднее сиденье и, хмуря брови, вдавила педаль газа еще глубже. «Флюэнс» ускорил скорость и на ночной трассе под дождем стал обгонять автомобили. Наконец Веерская свернула с Ленинского проспекта на менее оживленную улицу и только тут снизила ход автомобиля. На этой улице приютились небольшие магазинчики, торговые ларьки и конторы разных услуг. Все было закрыто, все спали.
