Скорость – семьдесят миль в час, впереди – музейной кондиции «бентли». Правый, по обочине, обгон, под колеса «Громилы» летит чахлая, черная от пыли трава. Ужас, застывший в глазах пассажирки «бентли», еще мгновение – и взвыла сирена, вспыхнули мигалки: Саблетт дотянулся наконец до большой красной кнопки.
Прямой участок. И ни одной, абсолютно ни одной машины. Райделл вышел на осевую и до упора вдавил педаль газа, вой спаренных «киоцеров» перешел в пронзительный визг. Странное, даже жутковатое поскуливание Саблетта заставило Райделла на секунду подумать, что техасец не выдержал напряжения, сломался и то ли молится, то ли поет на некоем трейлерлагерном языке, не известном никому, кроме сдуревших последователей преподобного Фаллона.
Нет, ничего подобного. Скосив глаза направо, он увидел, что Саблетт до предела – и как только зеркальные линзы не свалятся – выпучил глаза на экран, высветивший данные о клиенте, что губы его непрерывно шевелятся, руки же быстро и словно сами по себе заряжают потертый, бог знает сколько хозяев сменивший глок. Длинные белые пальцы двигались ловко и, как бы это сказать, буднично – ну, словно намазывая бутерброд или сворачивая газету.
И вот это действительно вызывало ужас.
– «Звезда Смерти»! – крикнул Райделл.
Саблетт не имел права ни на секунду вынимать из уха капсульный приемник; в экстренной ситуации небесный голос – голос настоящих копов, переданный через спутник, – мгновенно заставит замолчать все прочие передачи.
Техасец вставил обойму и повернулся; на его бледном лице играли отсветы разноцветных огоньков приборной доски.
– Вся прислуга убита, – сказал он. – Эти типы загнали троих детишек в детскую комнату.
Могло показаться, что Саблетт выражает сдержанное неудовольствие чем-то увиденным по телевизору – ну, скажем, увечной версией хорошего старого фильма, изготовленной для нужд какого-нибудь там местного национального рынка.
– И они, Берри, говорят, что убьют их.
– Ну а что там думают долбаные копы? – крикнул Райделл. Охваченный бессильной яростью, он колотил по мягкому, в форме восьмерки рулевому колесу.
Саблетт тронул правое ухо пальцем. Казалось, еще секунда – и он тоже начнет кричать.
– Молчат. – Ровный, на удивление спокойный голос. – Вырубились.
Передний бампер «Громилы» снес чей-то антикварный, сороковых годов прошлого века, придорожный почтовый ящик, купленный, надо думать, на Мелроуз-авеню, за бешеные деньги.
– Да какого хрена вырубились, – чуть поспокойнее сказал Райделл. – Не могут эти раздолбаи вырубиться. Они же полиция.
Саблетт вытащил капсулу из уха, протянул Райделлу.
– Ничего не слышно, только помехи.
Райделл взглянул на экран и вспомнил игру в дартс. Ярко-зеленый дротик курсора несся по бледно-зеленой горной дороге, неумолимо приближался к мишени – девственно-белому кружку размером с обручальное кольцо. В правом окошке высвечивались жизненные показатели трех детей клиента. Пульс учащенный, у всех. В нижнем окошке – телевизионный, снятый в инфракрасных лучах кадр. Главные ворота. Похоже, что крепкие. Целенькие и, если судить по телеметрии, запертые. Охранная система тоже в порядке.
Вот тогда-то, наверное, он и решил идти на прорыв.
Через неделю, когда пена сошла и события немного прояснились, Эрнандес проявлял даже нечто вроде сочувствия. Конечно же, такая накладка, да еще в его собственную смену, не доставляла начальнику особой радости, однако он честно признал, что не может – если учесть все обстоятельства – винить Райделла особенно строго.
