Вишневые воры - страница 51

– Мы должны поехать в Нью-Йорк сегодня, иначе нам не запустить череду нужных событий, – сказала Розалинда. – А для тебя, Эстер, дорогая, это будет последний кутеж перед замужней жизнью.

– Когда это у нас был хоть какой-нибудь кутеж? – спросила Калла, не отрывая глаз от венка маргариток.

– Вот именно! Нам и повеселиться-то толком не довелось! – сказала Розалинда.

– Повеселитесь в субботу на моей свадьбе, или вы о ней уже забыли?

– Что-то такое слышали, – откликнулась Дафни. – Всего лишь каждую минуту каждого дня.

– Когда ты выйдешь замуж, для танцев будет слишком поздно, – сказала явно разочарованная Розалинда.

– Слишком поздно? – сказала Эстер. – Боже, меня же не в тюрьму посылают!

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – сказала Розалинда. – После свадьбы ты уже не сможешь ходить со мной по вечеринкам и знакомиться с мужчинами.

– Я и сейчас не могу, – сказала Эстер, раздражаясь, но стараясь не выдавать этого. – Не переживай, я буду жить рядом, и мы еще сто раз повеселимся.

– Ну и ладно, – сказала Розалинда, легко отступаясь; она затевала это просто ради забавы.

Мы бы никогда не уехали вот так, неожиданно, в Нью-Йорк, не спросив разрешения у отца, которого, впрочем, он бы и не дал. Мы всегда были примерными девочками. Даже Дафни, самая испорченная из нас, по большей части вела себя прилично. Когда наша сестринская группа достигла определенного возраста, за нами практически перестали следить, но мы не отбились от рук. Такое впечатление, что вокруг нашего дома был электрический забор – из тех, что устанавливают для собак, чтобы они далеко не убегали, иначе их ударит током. Однажды хозяин может отключить забор, потому что собака знает свою территорию и больше не пытается ее покинуть. Вот и мы были такими. Притихнув, мы слушали музыку леса – стрекотание сверчков и кузнечиков, серенады лягушек. В фонарях мерцали свечи, отражаясь от стекла и создавая причудливые узоры на пледах.

Луна, все это время прятавшаяся в синеве, наконец показалась на фоне потемневшего неба, и Калла, словно повинуясь тайному знаку, поднялась на ноги.

– Ночь, летучая мышь[10], – сказала она.

Она встала за спиной Эстер, держа в руках венок из маргариток, и попросила ее распустить хвостик. Эстер повиновалась, и ее темные волосы волнами упали на плечи. Калла подняла над ее головой венок, состоявший из трех переплетенных кругов маргариток.

– И пылание розы вошло мне в грудь, – продекламировала она своим звучным поэтическим голосом.

– Как прекрасно! Чьи это стихи?

– Теннисона! – хором ответили мы.

– А вот Мэтью ненавидит поэзию, – сказала Эстер.

– Значит, тебе не стоит выходить за него, – сказала Калла.

– Придется выйти, свадьба уже в эту субботу. – Эстер рассмеялась, хоть и немного нервно, будто защищаясь.

– В это время на следующей неделе ты больше не будешь невинна, – сказала Дафни.

– Ну, Даф! – воскликнула Эстер, посмотрев на нас с Зили, и, будто по команде, Зили тут же спросила:

– Что значит «невинна»?

Эстер поднесла руку ко рту, чтобы скрыть улыбку, и с мольбой взглянула на Розалинду.

– Это значит виновна, только наоборот, – объяснила Розалинда.

Очень торжественно, без тени кривляний, Калла водрузила венок из маргариток на голову Эстер.

– Нарекаю тебя королевой-розой девичьего сада распускающихся бутонов, – сказала она. – Свети нам, милая головка, лучись прелестными кудрями, дари тепло нашим цветам и будь навеки нашим солнцем.