Вишневый сайт - страница 12



раздвигая облака,
рассекреченный, как атом,
неустойчив, словно ген —
весь пропитан консервантом,
и практически нетлен.
Это он с гуденьем низким
движется наискосок,
будто виолончелистка
пилит фугу между ног.
Принимай, вода литая —
выгребаешь неспеша,
а подмышку залетает
отражение стрижа!
На песок горячий пузом —
бац, в прыжке – и над рекой,
к запотевшему арбузу
приморозишься щекой.

Когда

Когда мы были молодыми —
ловили кайф в шашлычном дыме,
укрывшись майскими садами
нарыли нор от дамы к даме.
Прощались на закате мая,
по два часа не вынимая.
Потом, одни, впадая в кому,
шли, под конвоем, к военкому.
Там, расставаясь с Лёвкой, Севкой,
как тормоза, визжали девки.
Другие, испугавшись врак
про армию, и всё такое,
попасть пытались на филфак,
им биография героя
морфлота или ВВС
не представляла интерес.
Когда мы были, как стальные
другие были стариками.
Теперь – Харуки Мураками,
Пелевин, Я… и остальные.

Омик

Там, где не мычат стога двурогие,
на верёвках телится бельё —
соловей кошачьей лапой трогает
сердце непутёвое моё.
И, пугая рыб гудками долгими,
ищет пристань пьяный теплоход,
где пестрит фальшивыми наколками
знаков зодиака небосвод.
Ветра нет, он только приближается,
намотав усищи на кулак.
Мой костёр, как зуб больной шатается —
и во тьму не выпадет никак.
Околдован птичьими уловками,
на пустом кораблике опять
уплыву со всеми остановками
дорогих и близких догонять.

Оптимизм

От понтовой юности прививка —
обещал любить, и был таков…
Быстро ты к слоновнику привыкла —
бьёшь посуду шорохом шагов —
в этой тесноте твоя вина ли,
слышишь, укорачивая даль,
ветер хриплым хоботом сигналит,
птицу нажимая, как педаль,
запускает пальцы в космы грома.
Если стоя бодрствуешь и спишь —
не приснится рокот космодрома,
а слюну пускающая мышь —
у слона в подошве для забавы.
Вот и ты, на цырлах сквозняка,
за улыбку держишься зубами
чтобы устоять наверняка.

Игра в кости

Осень сдохнуть с голода не даёт,
украшая клюквой салат столицы.
В горле неба булькает вертолёт —
да и мне пора уже приземлиться.
А Москва опять целится с носка,
растлевает листья и верных женщин —
сколько было их, сосчитай до ста,
всё равно получится вдвое меньше.
Хоть в уме случайный объект нагни,
невозможность счастья – как раз разлука.
Тень летит на крышу из-под ноги,
где вовсю зияет луна без люка.
Партитуру мнёт голубей возня,
старый лифт гремит, как ведро в колодце.
Через две ступеньки спешишь зазря —
нотный стан в подъезд тишиной крадётся.
Дорогую скрипочку не буди —
там плюются свечи и запах лака…
И такая музыка впереди,
что болит живот, и скулит собака.

Возникновение

Ты не успел во все детали
войти, покамест, стрекоча,
тебя из бездны доставали
щипцы похмельного врача.
Небытиё глотком перцовки
жгло дёсны и кривило рот,
но жизнь, измазав марганцовкой,
тебя включила в оборот:
без умолку страдали рядом
соратники грядущих игр —
ты в их обойму лёг снарядом,
пелёнкой стянутый в калибр.
Помалкивал и пялил очи
в проём больничного окна,
а там, по трубам водосточным
пускала пузыри весна.
И, уподоблен майской почке,
с нахрапом клейкого листка,
ты так рванул из оболочки,
что не очухался пока
пришёл к величине искомой,
закутавшись в дырявый плед:
все звуки жизни – рокот грома,
и молния – всей жизни свет.

Песочная баллада

Песочница, а раньше был мой дом,
где я, в бреду черемуховых веток,
походкой молодого Бельмондо
соседских очаровывал нимфеток.
Был теремок не низок ни высок,
но – дыбом стол, и гости непрестанно.
Теперь повсюду сыплется песок,