Ты конечно намекаешь на меня, и выбранный мною образ жизни, Висталь? Но я не лишаю себя общения, я лишь стараюсь огораживать себя, от пошлого, ненужного, и разлагающего мою душу, общения. А попросту сказать, болтовни. Подходить избирательно в выборе общения, также важно, как подходить избирательно в выборе пищи. И здесь, как и в выборе пищи, необходимо включать всё своё обоняние. На этом свете, всё имеет свой запах. В одном случае, такое общение бьёт в нос потным запахом суетливого, ищущего своей пошлой выгоды, шакала… В другом, всё наполняется запахом свежесорванного с грядки огурца… Палитра же этих запахов, – бесконечно разнообразна. И следует полагаться, только на своё собственное обоняние, и на реакцию души, в отторжении, или принятии.
К примеру, общение с тобой, вызывает у меня лишь расположение и желание распробовать. Хотя, я не могу идентифицировать этот запах, и причислить его к уже известным мне. Что-то нейтральное, с оттенками запаха дикой сакуры, приносящегося прохладным ветром. Но я должен сказать прямо, ты не похож на путешественника. Я не вижу, и не чувствую причин обвинять тебя во лжи, ибо ложь, особенно чувствуемая мною всегда, не находит в тебе места, но весь твой облик противоречит тому, что ты говоришь, и я пока записываю это в загадки…
Скажи, Стаххил, а не есть ли полная изоляция от социума, отшельничество вдали от людей, признаком чего-то вроде «несварения желудка»? Не слабость ли, этого «психофизического желудка», является той причиной, по которой человек удаляется в пещеры, и живёт там, в полном одиночестве?
Не всё так однозначно, Висталь. Стремление к отшельничеству и одиночеству, столь же разно мотивированно, и имеет порой, настолько отдалённые друг от друга причины, что вызывают желание идентифицировать их, как нечто разнополое, и даже разнобережное. Точно также, как и стремление к владычеству. Тщеславие здесь, пожалуй, общая и основная страсть, выступающая мотивом, как к владычеству, так и к отшельничеству. Главным мотивом, как здесь, так и там, является обретение власти, как нечто более практическое, почти эмпирически осязаемое чувство. В первом случае власти над собой, и обстоятельствами…, во втором – над людьми и случайностями.... И то, и другое, есть суть иллюзия… Но ради этой иллюзии, возведённой в ранг непоколебимой истинности, одни заточают себя в тюрьму полного отшельничества, где не только миг жизни перестаёт существовать, но день, месяц, и даже год превращается в пустоту, в бренную колесницу времени, не ощущаемую, и не приносящую более никакого удовлетворения. Другие, на пути к достижению власти над судьбами мира, бросают себя в огонь порока, сжигающего все ресурсы души, в омут бренной суеты, за которой миг бытия, и сама жизнь, – также теряется, и превращается в лишь иной вид этой бренности, в которой всякое достижение цели, лишь ещё одна ступень, в бесконечной лестнице страстных желаний, – лестницы, ведущей в преисподнюю!
Душа развращается этой властью, как в первом, так и во втором случае. Ибо с этой властью, приходит тот вид свободы, который словно наркотик, начинает затягивать в себя, и разрушать все плагины, на которых словно на консолях располагается душа, и благодаря которым, её творческое начало имеет свою надежду. В экзальтированной свободе – дух слабеет, его озёра мельчают, и на поверхности всё чаще проступают язвы суши, угрожая полной деградацией и распадом…
