Архитип, сидел в задумчивости. Он словно впал в кому. Не один мускул не шевелился на его выбеленном лице. Вогнав всех присутствующих в какое-то сверхъестественное оцепенение, Висталь незаметно покинул дворец и направился в пустыню. Чтобы в одиночестве поразмышлять о жизни, бренности, пошлости, и величии. Он шёл в сторону Гизы, чтобы воочию, а не в собственных грёзах, соприкоснутся с величайшими когда-либо созданными творениями человека. Чтобы наяву почувствовать ту черту, тот горизонт событий, отделяющий жизнь от смерти, бытие от небытия, бренную действительность – от волшебных пенатов запределья. Здесь, в «Великой долине царей», вероятность такой возможности, была как нигде более, реальна.
Пирамиды, сверкающие своими золотыми вершинами, возвышались на горизонте. Висталь шёл к ним, и на протяжении всего пути, ни разу не обернулся. Он вообще не любил оглядываться назад, только изредка, в его памяти всплывали фигуры и явления давно минувших дней. Такие чудесно-волшебные, представляющиеся в его ностальгирующем воображении, лучшими временами его жизни. Он упивался этими воспоминаниями, и никак не мог ими насытиться, словно тот пустынный бродяга, натолкнувшийся на оазис с колодцем, упивается живительной влагой, и никак не может напиться…
Проведя в пустыне почти весь день, Висталь наконец-то, подошёл почти вплотную, к одной из главных пирамид этого Великого бастиона человеческого стремления к вечности. Те чувства, которые шквалом нахлынули на его тонкую, и вместе с тем, монолитную душу, были такими разноплановыми, и такими разно полярными, что он никак не мог привести их к порядку, к которому действительно, подтверждая слова Архитипа, так стремился его разум и всё его существо. Здесь, в этих сакральных местах, на самом деле веяло какой-то недосягаемой вечностью. Это было невероятно, но разум Висталя словно стал перерождаться, все его «ганглии», будто бы зашевелились одновременно, и вся полнота Вселенной, вдруг возникла пред его взором! Он вдруг почувствовал, как вся эта необъятность, словно втиснулась в его маленькую голову! Все эпохи, вехи, и времена – каким-то образом целокупировались, в этой микроскопической коробке…
Это было, одновременно невероятно чудесно, пугающе, и в то же время, вполне закономерно. Ведь в сакральном смысле, в каждом разуме хранится вся информация не только о земле, всех её трансформациях и исторических коллизиях, но и вся информация о самой Вселенной! И если эта информация станет когда-нибудь доступна, во всей своей полноте рационально-аналитическому сознанию, если это состояние материи сознания, когда-нибудь возникнет, произойдёт тот самый «трансцендентный большой взрыв», или большой коллапс, (с какой стороны смотреть), с которого всё началось, и которым всё заканчивается. Жизнь не терпит собственной полноты. Её стезя – действительно ограничение, и порядок. Познай жизнь, свою собственную полноту, и это станет её последним познанием…
Стоя перед пирамидой, погружённый в своё внутреннее экзальтированное созерцание, Висталь не заметил, как с южной стороны, к нему приблизился верблюд, управляемый человеком, с закутанным наглухо лицом. Бедуины, – эти странники пустынь, олицетворяли собой сверх возможности человека, в его стремлении преодолевать, и обращать себе на пользу, казалось бы, невозможные условия существования.
