Савелий Иосифович с видом хозяина прошёл в квартиру и сразу же направился к кухонному столу. Заметив Таю, приостановился, но быстро скрыл растерянность и вежливо поздоровался.
— Доброе утро. Тая, кажется? — он привычным жестом оправил аккуратные седые усы.
— Здравствуйте. Чаю хотите? — поздоровалась Тая.
Игнат спрятал недовольство за рабочей выверенной улыбкой. Он встал сзади Таи и обнял за талию, обозначая её статус и одновременно защищая. Он знал, что его отец умеет язвить и колоть словами.
Савелий Иосифович опустил взгляд на руку сына, сжимающую талию Таи, и едва заметно улыбнулся.
— С удовольствием позавтракаю в семейном кругу. У вас опять оладьи? Превосходно.
Он снял пиджак и принялся закатывать рукава рубашки.
Тая повернулась к Игнату и, притянув его за шею, заставила наклониться.
— Я уже опаздываю на работу. Можно я пойду?
Игнат не сразу понял, что от него требуется ответ. Губы Таи невесомо коснулись его уха. Он замер, ощущая приятное покалывание, разбегающееся волнами по всей коже.
Он прижался к Тае плотнее и, возвращая ей дрожь, прошептал:
— Кто в «Стекляшке» не опаздывает? Побудешь пять минут, и я тебя отпущу.
Тая почувствовала, что ноги ослабли и стоит она только благодаря руке Игната, удерживающей её на весу.
— Но я даже не расчесалась ещё. Вы с папой поговорите, а я пока приведу волосы в порядок.
— Неси сюда расчёску.
Тая резко отстранилась, ей не понравилась слабость, что она ощутила в объятиях Игната. Это было волнительно и абсолютно некстати.
Когда она вернулась, Савелий Иосифович пил чай и с большим удовольствием поглощал оладьи. Игнат выглядел недовольным и напряженным, но, остановившись на Тае, его хмурый взгляд заметно смягчился. Он забрал у неё расчёску и отступил на шаг назад, предлагая встать перед ним. Положив руки на столешницу, Тая замерла в ожидании и почти сразу почувствовала, что Игнат подошёл ближе. Лопаткам стало щекотно и тепло.
Он коснулся пальцами её волос и приблизился почти вплотную. Сняв заколки, продолжил разговор с отцом.
— И когда же свадьба?
Савелий Иосифович сделал глоток и присмотрелся к Игнату.
— В начале осени. Точную дату Евгения выберет позже.
Руки Игната жили своей жизнью, мягко скользили вдоль затылка Таи, пропуская пряди сквозь пальцы, но голос звучал жёстко.
— Значит, всё уже решено, и Евгения будет моей… мачехой, — последнее слово он будто выплюнул.
— А Эля и Пелагея — твоими сводными сёстрами.
Игнат словно окаменел, Тая почувствовала его напряжение спиной, хотя пальцы, забравшись под волосы, на удивление нежно гладили её шею.
— Рад за вас. Мы с Таей обязательно придём.
— Очень вкусные оладьи, Тая, вы великолепно готовите.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарила она, сосредоточившись на ощущении, что дарили ей руки Игната. Она чувствовала себя как Дядя Петя — бесстыже разомлевшей и прирученной.
Когда он отстранился, она едва не потянулась за ним, словно за ускользающим солнечным теплом. Забрав расчёску, Тая кивнула Игнату и, не поднимая взгляда, понеслась в ванную. Умывшись холодной водой, она опёрлась о раковину и посмотрела на своё отражение. Щёки лихорадочно горели, а глаза блестели.
Она еще раз умылась и хотела выйти, но различила слова, явно не предназначенные для её ушей. Остановившись у приоткрытой двери, прислушалась.
Отец Игната говорил:
— …не совсем то, к чему ты привык, — его голос звучал снисходительно.
— Зато твоя Евгения плохо готовит.
