А потом Хорра выпроводила тех взрослых, холодно позвала Торн к себе и усадила на кровать. «Тея говорит, что ты хотела причинить ей вред».
Торн помнила дословно, что сказала тогда. «Это неправда, потому что, если бы я хотела, они бы от меня не убежали».
И она помнила, что Хорра сказала ей в ответ. Слово в слово, до последнего нюанса ее холодной интонации.
«Ну, а они говорят, что ты хотела им навредить».
Ни капли веры. Ни единой попытки разобраться. Она, Торн, была виновата просто «потому что», безусловно, всегда.
«А даже если это не так, – сказала Хорра, будто намеренно делала только хуже, – ты должна понимать, что они тебя боятся. Ты должна быть умнее и не давать им повода. Тогда все и будет хорошо».
Так она и жила до сих пор. Не давала повода. Только вот почему-то ничего не прошло.
Сейчас она смотрит на Молли с усталым ожиданием – что он скажет, как еще укажет на ее мерзкие черты. Но он только осматривает ее с простым интересом, а потом рассеянно пожимает плечами.
– Ну не знаю, про меня же говорят только хорошее, нет? Я могу и про тебя хорошее рассказать! Правда, если я начну всем рассказывать, что с тобой хорошо проводить ночи, потому что книжки можно читать, твоя тетка меня не поймет и, возможно, всыплет ремня.
Торн закатила глаза.
– Ты немного невыносим.
– Немного?
– Самую малость.
Ей легче. Ей легче и проще сейчас, в его присутствии, когда он разряжает обстановку и перетягивает внимание на себя. И когда она тянет его гулять, она по-настоящему надеется отдохнуть и отвлечься, перестать думать о Майли. Но злость и обида пускают корни, как проклятые деревья их темной земли, и, как деревья, за годы эти чувства проникли слишком глубоко. Их не выкорчевать одними только смуглыми руками с дешевыми золотыми украшениями.
Но хотя бы на один короткий вечер она может забыть.
Говорят, в Городе-Бастионе есть все, что только можно пожелать. А потому нужно быть осторожнее со своими желаниями.
Но когда ты сам регулярно предстаешь для других примером плохой сказки со злодеями и чудовищами, начинаешь как-то скептично относиться к таким суевериям. Кто знает, может, за историей про монстра из темных глубин скрывается всего лишь очередной брошенный ребенок, которому просто не повезло унаследовать жабры от своего морского родителя.
Говорят, в Бастионе каждая старая улица проклята по-своему. Говорят, здесь кроется по десятку древних зол в каждом черном переулке. Люди вообще много говорят, в особенности о том, чего не понимают.
Но этот город и правда не желал им добра.
Торн чувствовала себя здесь так, как не чувствовала нигде и никогда. Она почти готова сказать, что Бастион ощущается для нее домом, но она не знает, что такое «дом» на самом деле. Она убегала сюда практически каждый день, в эти темные кварталы, туда, где никто ее не найдет и не будет искать. Здесь ей… спокойно.
Она знает, почему. Почему Бастион принимает ее.
Она видит его душу. Такую же темную, как и у нее, полумрак в свете прогорающей свечи. И он видит ее, и забирает ту беспомощность, что пустила корни в ее сердце. Порой она терялась в этих проулках, похороненная в его мертвой тишине. Закрывала глаза, пойманная в бесконечную паутину вязкого прошлого, переплетающего воздух. Здесь, в темноте вечного Бастиона, луна отвечает на ее взгляд, а звезды следят за ней голодным взглядом.
Здесь, в глубинах Бастиона, она в своем хищном мире, где больше не нужно притворяться. И тогда она открывает глаза по-настоящему и видит скрытое прошлое каждого маленького закутка.
