Инатт кажется изумленным. И смеется.
– Ох, маленькие оторванные от мира бедолаги! Ничего. Я тебя накормлю. Хочешь, ложки станцуют?
– Нет, я бы просто…
– Поздно, они уже.
Маленькие десертные ложки кружились в стороне все это время, но стоит Торн взглянуть в их сторону, как они синхронно падают в пунш. И это так глупо и смешно, что ей не сдержаться.
Инатт улыбается в ответ на ее улыбку и по щелчку пальцев призывает для нее тарелку с горячим ужином. Пахнет так волшебно, что Торн ловит себя на том, что чуть не подавилась слюной.
– Ты создаешь это или?..
– Нет, это готовят повара. Я управляю. Управляющий, забыла? Короткая память!.. Это все от недоедания, вон тощая какая. Откуда тебя только украли…
Напоминание режет как ножом. Торн сосредотачивается на еде, пытаясь приглушить боль вкусом.
Инатт вглядывается в ее лицо с нескрываемым голодным любопытством. Он запредельно милый, но смотрит как хищник.
Все здесь опасны.
– Мрачнеешь. Не мрачней. Наслаждайся, маленький трофей, – Инатт пожимает плечами. – Правда, так будет проще, если откажешься сразу.
Вкус еды перестает заглушать чувства. Торн замирает, глядя в пол, потому что ее душит злость.
– Я серьезно. Мечтаешь вернуться домой, удрать? Послушай меня.
Торн поднимает на него настолько бесстрастный взгляд, насколько способна. Инатт смотрит в ответ серьезно. Показывает ей веточку сухих трав на ладони.
– Возьми свои маленькие мечты о доме. Прямо в эту твою беленькую ладошку. И сожми. Сожми, пока не останется прах, – он сжимает руку и разжимает, показывая труху. А потом вскидывает ее вверх, и ароматные травы смешиваются с запахом горячей еды, вновь пробуждая голод Торн.
Злость сжигает ее силы. Но она не будет молчать.
– Это такой милый гостеприимный способ сказать, что здесь я и умру, когда темному лорду, который носит чужие кровь и страдания, как изящные украшения, надоест со мной играть?
– Нет, – говорит Инатт будто бы даже удивленно. – То есть, да, конечно, рано или поздно ему надоест. Но я говорю это, потому что здесь твой дом.
Злость снова вспыхивает белым огнем. Ее дом в караване. Где Хорра, где Майли, где Молли.
Где Хорра, которой она, Торн, лишь обуза.
Где Майли, которая никогда не видит, что происходит.
И Молли, и его горячие руки, и фиолетовые волосы, и смех…
– Мой дом там, откуда меня украли.
Инатт смотрит на нее с сомнением.
– Слова сильнее крови, если ты так хочешь, – он чуть склоняется в сторону, оглядывая Торн с головы до ног. И вдруг резко выдает: – Хочешь кусок торта?!
Конечно, она хочет кусок торта. Она обожает сладкое.
Амиша щебечет поутру, когда провожает ее от комнаты до нужного места. Она не отвечает на вопросы, отвлекает Торн историями о том, как во Дворах хорошо, и жизнерадостно рассказывает, сколько замечательных «гостей» из мира за пределами леса она видела. Торн слушает ее молча и не перебивает.
Эта даит-аин даже не представляет, насколько двусмысленно звучит и выглядит все то, что она делает.
Да, во дворце прекрасная кровать – настоящая мечта, это Торн уже оценила. Да, от вкуса еды Инатта идет кругом голова, да, здесь красиво и каждый второй выглядит так, будто сошел с гениальной картины. Достаточно, наверное, чтобы кто-нибудь забыл об осторожности.
Не Торн.
Она видит, что Амиша не дает ей осматривать замок. Она знает, что ненавязчивые комментарии про то, как опасно находиться в коридорах одной, намекают на то, что сама Амиша хочет контролировать каждый ее шаг. Торн уже знает, что черные прожилки под кожей дают ей какую-то неприкосновенность. Оставалось понять, какую.
