Виват, Петербург! Выпуск 8 - страница 2



В феврале следующего года мама ушла в Вечность… И только через три месяца после этой трагедии я смогла переступить порог нашей Филармонии. По ступенькам поднималась, как в тумане, поздоровалась с билетёршами.

– А где же Ваша мама? – неожиданно поинтересовалась одна из них. – Что-то её давно не было.

С трудом сдержавшись, чтоб не расплакаться, я сообщила им, что в реалии в этот зал мама больше не придёт, но незримо всегда будет в нём присутствовать… где-то там, на хорах, над оркестром…

Эмоции переполняли. Это и пронзительная горечь потери, но в то же время и гордость – гордость от того, что маму помнят. Прошло восемь месяцев со дня её последнего визита, но её помнят в этом «Храме» Ленинградской интеллигенции – той уникальной формации людей, которой уже практически не осталось, но она обязательно возродится. И дело совсем не в названии, а в нашей человеческой сущности. И я почему-то в нас верю…

Чёрно-белая осень

История одной фотографии

Жизни былыми страницами
Светится старый альбом,
Цифрами, датами, лицами —
Где, почему и о ком?
Осень на острове Каменном —
Как же прекрасна она!
Искренна, чувственна, пламенна,
Словно хмельная Весна.
С лёгкой улыбкой на фоне я
Осени этой стою,
Ей сочиняю симфонии
И серенады пою.
Что же в ней столь необычного?
Многим понять не дано.
Фото – привычней привычного
И чёрно-белое, но…
…Время прекрасное было тогда,
Все ещё живы, и я молода…

УЛЬЯНА ОПАЛЕВА

«А Питер как всегда прекрасен…»

А Питер как всегда прекрасен
И стоит всех сожжённых свеч,
Не разбирая ипостасей,
Течёт его прямая речь.
Он – город-дымка, влагой пенной
Играет ветер соляной.
Он – город-театр, с мизансценой
За каждой каменной стеной.
Он – пилигрим в имперском платье,
Герой, и воин, и пророк.
Он – город-чудо, это, кстати,
Прочесть возможно между строк.
И узнаваем, и не узнан,
Жемчужен и посеребрён.
Он – город-миф, с крылатой музой
На бельведере обручён.
Из колыбели возрожденья
Он – и магистр, и филантроп.
И полумрак, и полутени
Тесней окутывают, чтоб
Контрастней лился свет сердечный,
Горел божественный янтарь.
Он – город-пламень, город-встреча…
«аптека, улица, фонарь».

«Бесконечная неба серость…»

Бесконечная неба серость,
За окном моросящий дождь.
Это Питер, а не Палермо,
Лучик солнца как манну ждёшь!
Здесь печаль разлилась в природе
Тишиной торфяных болот…
Привыкаешь и к непогоде,
И к тому, что седой небосвод
Над тобою бетонной крышей,
А заплаканные дома
Чуть темнее, как будто ниже,
И обиженная зима,
Отложив белоснежные платья,
Бродит нищенкою больной.
Только стены соборов ратью
Ополчаются за спиной.

Из Петербурга в Вифлеем

Зима, не начавшись, успела истаять,
И улица стала литая, пустая:
Отёсаны камни, размётаны люди,
И то ещё будет, и то ещё будет.
Здесь бродят слонами морские циклоны.
Здесь верить прогнозам, пожалуй, не склонны.
Здесь искренность неба в бетонном квадрате,
И этого хватит, и этого хватит.
Солёные камни, тягучие мысли,
И в чём-то сокрыта жемчужина смысла,
Ныряется трудно в предвечное слово,
И это не ново, и это не ново.
А где-то вне времени звёздные тропы
Ведут сквозь всемирные воды потопа,
Корабль Вифлеема качают верблюды,
Рождается чудо, великое чудо.

Осень поздняя. Город Питер

Этот город колюче сер
И по виду надрывно мрачен.
Просто он из возможных эр
Эрой осени обозначен,
Что неспешно и грустно пьёт
Остывающий кофе странствий,
Аскетичное сняв жильё,
Всё мечтает о постоянстве.
Не вдовица и не жена,
Не кокетка и не матрона…
Убывающая луна,