Виват, Петербург! Выпуск 8 - страница 4



И выучило меня.

НАТАЛЬЯ ЗАПРЯГАЕВА

Классицизм в Санкт-Петербурге

В самом сердце Петербурга поселился этот стиль

И задумчивые воды стройностью заворожил.

Удлиняются колонны и колышутся слегка —

Образ красоты державной убаюкала река.


Как не вспомнить Филофея – возродился Третий Рим.

На двойное воплощенье в восхищении глядим.

В вечной сырости и дымке реют светлые дворцы.

Щедро тайной, лёгкой силой одарили их творцы,


Итальянцы и французы – с русской странною мечтой,

Полюбившие Россию, слившуюся с их душой.

А потом – плеяда русских: Воронихин, Львов, Старов,

Подарившие столице блеск и торжества покров,


Воплотившие мечтанья о величии страны,

Чтоб монументальной силой были все покорены,

Красоту, размах, просторы всей душою полюбив,

Рай другой бы не искали, силы здесь свои вложив.

Сталинский ампир в Ленинграде

Проектов – триста. И из них
Всего десяток типовых!
Так строился наш Ленинград
Лет шестьдесят тому назад.
Запомнил это время мир
Как славный сталинский ампир.
Прекрасно Сталин понимал —
Народ от войн давно устал.
От бед лекарство – красота,
Задач и планов высота.
И каждый дом особым стал —
Народ советский восславлял
За вклад в победу, ратный труд,
За хлеб и за добычу руд…
Цветы, колосья и плоды
В фасады зданий влюблены…
Колонн дорических отряд
Гармонию дарил и лад,
Парадность, стройность, торжество…
В века смотрели далеко
Просторы новых площадей,
Проспектов – для простых людей.
Ампир ушёл и в глубину.
По Первой линии пройду:
Блестят подземные дворцы,
Как драгоценные ларцы.
Колонны, камень и металл…
В метро ампиру – высший балл!
Сперанский, Гурьев, Журавлёв —
Дарили городу любовь.
Их планка высока была —
И стали мощными дела.

Исповедь старого баркаса из Новой Ладоги

Я бился с волнами, работал, как вол.
Теперь стал не нужен и встал на прикол.
Волна далека, в сушу днище вросло,
Промчаться сквозь шторм мне уже не дано.
Приснится порою шипенье волны,
Седые под ветром воды буруны,
Тот шкипер отважный, и добрый улов…
И снова, мне кажется, крепок и нов
Мой корпус. Внутри механизмы шумят.
Очнусь… это топот шумливых ребят.
Бывают и страшные сны в эти дни:
Мне слышно далёкое эхо войны,
Когда мы рвались сквозь блокады кольцо,
А огненный смерч бил наводкой в лицо…
Давно уж на участь свою не ропщу,
И в каждом моменте свой смысл ищу:
Вот, ржавою грудой железа не стал,
В утиль иль на свалку бездумно не сдан.
Пусть, вместо волны, под стальными боками
Покоится конский щавель с лопухами,
Но люди приходят, цветы мне несут —
За подвиг военный, за мирный мой труд

Старый Новый год в Петербурге

Тускнеют огни и слезится зима —
Опять не случилась её ворожба.
Весна встрепенулась, и, вспыхнув теплом,
Разрушила мир, заколдованный сном.
Поплыли сугробы, и небо плывёт,
Теряет свой глянец подтаявший лёд,
И голуби снова хрипят о любви…
Очнись же, зима, и морозы верни!
Верни снегопад из снежинок резных
И вечер, что в дымке морозной затих,
Те синие тени и блеск слюдяной,
Дорожкой лежащий под светлой луной…
Январь на дворе! Напрягись, подморозь.
И крылья из снега слепи для берёз.

Кондуктор

Кондуктор… вновь гонение по кругу.
Дома плывут, знакомые в лицо.
Кивает им, как искреннему другу.
Домам, похоже, это всё равно.
Автобус едет сквозь жару и холод,
Сквозь пыль дорог, качаясь кораблём.
Кондуктор наш давно уже не молод,
А роль его – на корабле старпом.
Волнами набегают пассажиры,
Их недовольство пеной обдаёт.
Кондуктор, словно рыцарь на турнире,
В шумящей давке айсбергом плывёт…

Осень