Эта тишина в огромной квартире, еще недавно наполненной звуками Машкиного голоса, смеха, топанья маленьких ножек, грохотом рассыпающихся построек из кубиков и писком говорящих игрушек, была самым страшным свидетельством происшедшего. Это была не та тишина, какая бывает в доме летним днем, когда от легкого ветра в безмолвии колышутся белые занавески, хрипло тикают старые часы, а с улицы изредка доносится случайный автомобильный гудок или приглушенный смех. Это была давящая, страшная, осязаемая, липкая тишина, про которую говорят – мертвая.
Два дня она пробегала, занимаясь продажей квартиры своего брата, пока не нашла агентство, согласившееся купить ее по чудовищно низкой цене, но зато сразу выплатить деньги. Эти деньги в небольшой спортивной сумке валялись под вешалкой в прихожей, а сама Женя, одетая и полностью готовая к выходу, лежала на кушетке и внимательно прислушивалась ко всему, что происходило в доме, – к звонкам, глухому голосу отца, шаркающей походке матери. Она не доверяла им. Она была уверена, что стоит ей потерять бдительность, как они сделают какую-нибудь глупость, и тогда с Машей случится что-то непоправимое и страшное, о чем она не позволяла и не могла позволить себе думать.
В прихожей послышались их голоса, и Жене показалось, что они о чем-то спорят. Она приподнялась на локте и прислушалась.
– Зачем ты пойдешь? – недовольно спрашивал Василий Демьянович. – Все равно никто ничего не ест.
– Нет, я схожу, – упрямо отвечала Валентина Георгиевна, – в доме – ни крошки хлеба…
«Бедная мама, – подумала Женя, – даже сейчас не может сидеть без дела…»
Хлопнула входная дверь, и снова стало тихо. Когда через несколько минут в кабинете Василия Демьяновича зазвонил телефон, Женя вздрогнула. Она была уверена, что похититель позвонит на мобильный – недаром же он взял у нее номер, – но на всякий случай следила и за городским. Один звонок, второй, третий. Женя вскочила и бросилась в коридор.
– Алло! – выдохнула она, сняв трубку параллельного аппарата.
– Я бы хотел переговорить с Василием Демьяновичем, – произнес вежливый мужской голос. – Он дома?
– Да, минутку, – ответила Женя, соображая, где бы мог находиться отец и не заснул ли он у себя в кресле, но в этот момент услышала в уборной звук спускаемой воды.
– Тебя к телефону, – сказала Женя, когда отец вышел в коридор.
Василий Демьянович, ни слова не говоря, зашел в ванную, вымыл руки, тщательно и не торопясь вытер крахмальным полотенцем и подошел к аппарату.
Звонок был явно «не тот», но Женя все же подождала, пока отец возьмет трубку и произнесет своим слегка скрипучим начальственным голосом:
– Слушаю вас… Добрый день.
Окончательно успокоившись, Женя вернулась к себе. И в ту же секунду заверещал ее мобильный.
– Алло!
– Баксы достала? – услышала Женя.
– Да. Всё у меня.
Горло у нее пересохло, и голос звучал хрипло и глухо. Ей хотелось спросить, все ли в порядке с Машей, но она не решилась, опасаясь, что услышит отец.
– Ровно в десять выйдешь из дома и поедешь к Садовой. Я тебе позвоню. Насчет ментов я предупредил. И не забудь взять что-нибудь теплое для девчонки. – И нажал отбой.
Женя записала высветившийся на экране номер и подумала: «Слава Богу… похоже, отец ничего не слышал».
Она посмотрела на часы: было только начало седьмого. Ждать оставалось почти четыре часа. Она легла и закрыла глаза. Надо еще немного потерпеть, совсем чуть-чуть. Она представила себе, как Машка кинется к ней на шею и прижмется к ней теплым маленьким тельцем. Фраза об одежде для дочери ее, видимо, успокаивала, и она поймала себя на том, что думает о похитителе с гораздо большей нежностью, чем о собственных родителях.
