Визави. Повести и рассказы - страница 38
На Магде были белые носочки с зайчиками, Яшина майка и полотенце на голове.
– Я тут голову помыла, – сказала она, – смотри, волосы уже отрасли?
Яша чувствовал себя полнейшим идиотом. К нему пришла та, которую он сутки назад хотел больше всего на свете, а сейчас он хотел, чтобы она исчезла навсегда, и, как можно быстрее.
– Ключи у тебя откуда?
– А мне Зинаида твоя дала. Сказала, ей больше не нужны.
– Так и сказала?
– Не нуди, ну, как-то так, я не обязана наизусть помнить. Я есть хочу. Что у тебя есть?
– Рислинг.
– Яшка, а пошли на крышу, а? У тебя же пятый этаж?
Яша все еще надеялся, что с ключами вышло недоразумение, зачем Зине отдавать ключи? Но Магду лучше было бы увести из квартиры, и Яша поспешно согласился. Крыша была теплой и пахла гудроном. Чердачное окошко было не заперто, голуби, собравшиеся ночевать, глухо гукали в полутьме. С крыши было видно шпиль МГУ, дома, расставленные в четком порядке, здание школы, трансформаторную будку, школьный стадион. Огоньки в окнах теплились, как разноцветные свечки, несло запахом жареного лука, кипятившегося белья и недавно политой земли в цветочных ящиках. Яша и Магда пили кислое вино, передавая бутылку друг другу, и Яше опять стало хорошо, как будто предыдущая ночь с Зиной освободила его от какого-то заклятья. Яша даже подумал, что он как бы и выполнил свой долг перед Зиной, а то вот, неловко – был мужем, и ни разу, как говориться, сам не… тут Яшу словно подбросило. Так Зина, что, была девушкой? Он у нее, что, первый? Или нет? Яша не понял, не помнил и не мог восстановить все детально – он тогда еще был пьян, точнее, он не был пьян, но он находился в каком-то заторможенном состоянии. Если первый, это меняет все дело. Что именно это должно было изменить, Яша не мог понять. Он вдруг наполнился такой жалостью, такой любовью, такой нежностью к Зине, что даже сам перепугался.
– Ты чего вздыхаешь? – Магда лежала на крыше, курила, смотрела в небо. – Ложись, так можно увидеть звезды. Хочешь, на юга махнем?
– У тебя же гастроли? – Яша сидел, обняв колени и думал про Зину, – а потом, этот Бен, он же хотел кино снимать? Слушай, – Яша тоже лег на спину, – странный такой турок, скажи?
– Какой турок, – Магда раскинула руки, – Беня, что ли, турок?
– Ну, да. У него фабрика же в Стамбуле?
– У Бени???
– Да хрен его поймешь, все называли его Кемаль? Турок, наверное?
– Мудак он, – Магда села, – Темницкий его где-то в кабаке подхватил. Он из Сумгаита, по-моему. Ну да, типа турок, чего нет?
– Так Зина-то не знает! Надо немедленно ей звонить! Он же обманет! – Яша вскочил, и, держась за трубу, стал пробираться к окну.
– Измайлов, ты точно, после дурки стал буйным. Зина сегодня улетела. В Париж. С Боречкой твоим, кстати…
– Я так и знал, – Яша потянул Магду за руку, – теперь мне всё понятно. А ты откуда этого Борю знаешь?
– Всё тебе скажи? Зачем? – Магда зевнула, красиво, как кошка – обнажив верхние зубки и безупречно чистую гортань, – знаю, и всё тут. Откуда знаю, какая разница? Может быть, мы муж и жена? Или сиамские близнецы? Нет, он принц, я принцесса. Меня похитили в детстве. Или его похитили? Яш, тебе какой вариант нравится? Чего ты домотался? Предположим, мне негде было жить, он предложил пожить у него. Мне без разницы. Он же тебе помогает, да? Давай коньяку возьмем? У таксистов?
Дальше вечер сменился ночью, и они с Магдой отправились гулять – прошлись по Горького, поплутали по переулочкам, спустились по Петровскому к Трубной, Рождественским бульваром поднялись к Сретенке, ночь была волшебной, мягкой, завораживающей – они много пили, целовались в гулких подъездах, и даже умудрились совершить «акт насилия человека над личностью», как выразилась Магда, на прохладной скамейке с чугунными подлокотниками. Яша пел, махал руками, глупо острил, и вообще – был свободен и даже вполне себе счастлив. Ночевали они на Татарской, перебудив соседей, которые хотели было вызвать милицию. Поздним похмельным утром Яша чувствовал себя виноватым, разбитым и несчастным. Рядом, выбросив влево руку, спала Магда, еле слышно сопя, как ребенок. Яша в очередной раз поразился тому, как она хороша собой, как пропорционально сложена и как невинно выглядит, несмотря на весь шлейф её приключений и романов. Проснувшись, Магда сказала: