– Ну, что же. – Зина поднялась и даже отвела в сторону руку, словно желая отвесить Яше пощечину, – я поняла. Спасибо. Да, Яш, Магда как раз твой вариант.
– А твой, я так понял, Боречка?
Зина сглотнула, открыла дверь, вышла из комнаты. Марина, которая подслушивала в коридоре, бросила:
– Мудак, он, Зин Валерьевна, правда?
– Как и все остальные, – Зина сняла с вешалки плащ, – переживем, в конце концов, мою бабушку тоже отчим вырастил.
– Борь, не знаю, – Зина никак не могла улечься поудобнее, ломило поясницу, телу было так неудобно, как будто каждый предмет причинял ему боль, – я не вижу смысла с ним разговаривать. Ну, что? Убеждать его? Заставить силком жениться на себе? Заставить полюбить ребенка? – Зина попыталась выпрямить спину и вдруг ойкнула. – Борь, мама, ой, мамочки…
В московский роддом №25 Зину привезли на «Скорой». Можно было бы и в частный, элитный, и в «Кремлёвку», с деньгами проблем не было, но Зина твердо сказала – на Фотиеву. Там, в общей палате на шесть коек, она и пролежала до родов. Зина попросила передвинуть кровать так, чтобы был виден спуск с горки – по этой тропочке спускались и те, чьи жены лежали на сохранении, и счастливые отцы. Под окнами постоянно кричали, мимо окна пролетали веревочки с привязанными на конце письмами, а вверх медленно тянулись пакеты с запрещенными передачками. Мужчины были разными. Счастливые, в основном. Пьяные – частенько. Приходили компании, родственники за стеклом – беззвучно кричали, прыгали, махали руками. Яша, которого так ждала Зина, не пришел. После Нового года прилетел Борис, и их с Зиной расписали в кабинете главного врача. Обручальное кольцо от Tiffany – платина, бриллианты и сапфир – никак не хотело влезать на распухший Зинин палец, и Борис, смешно сморщившись, поцеловал безымянный палец и сказал, – что палец – негодяй, вне всякого сомнения, и за это его брат, мизинец, будет носить кольцо, пока тот – не одумается. Борис был убедительно галантен, влюблен, покорил весь персонал больницы, и только пожилая врач-акушер, выпустив струю горького папиросного дыма в форточку, сказала молодой коллеге – он слишком хорош, чтобы быть настоящим мужиком…
Борис, до того, как расписаться с Зиной, долго уговаривал её, но без нажима, чтобы не волновать, и убедил Зину лишь тем, что у ребенка должен быть отец, и Зина лицо «медийное», и к чему сплетни, которых можно избежать? Никто не помешает нам разойтись, Зина, – говорил он, – нам нет необходимости жить вместе, под одной крышей, хотя я бы искренне был этому рад. Зина вдруг поняла, что Борис становится для неё тем же, чем она была для Яши – и мамой, и нянькой, и стеной, и прибежищем … 1 марта, чуть раньше срока, Зина родила девочку. Когда ребёнка положили ей на грудь, она успела подумать только одно – как же она прекрасна! – и уснула. Страшная какая девка, – сказала, пеленая новорожденную, одна санитарка другой, – жуть, один нос, и длинная такая… Ага, – откликнулась та, – и смотри, молчит! Как будто губы сжала!
– Я назову её Лиля, – сказала Зина.
– Зина, не валяй дурака, – Зинина мама сидела на краю кровати, – что за дурацкая фантазия? Сейчас в моде Анастасии, Варвары. Дарьи, наконец!
– Нет, – Зина улыбалась тихо и гладила грудь, – Лилия. Лилечка. Лилия Борисовна Логинова. Только так, и не иначе! Мама! Ты знаешь, она такая! Она – такая. Вот – «ночная тишина», понимаешь?
