– Каки тут фонтаны, – сказал этим талантливым, умным и ученым ребятам цензор. – Чай не Гум. – И грубо добавил: – Все бы вам шляться по магазинам. Нет бы культурно:
– Не шоппингом единым жив человек. – Но раздевалкой и туалетом тоже.
Пришлось играть другую песню. Руководитель оркестра забыл Риориту после попадания мяча в голову. Не совсем, а на некоторое время. Что играть? Решили, чтобы не ошибиться играть то, что ребята помнили с детства. А именно:
– Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый! Вейся, вейся, чубчик на ветру! Ой, карман, карман ты мой дырявый! Ты не нра, не нравишься вору!
– Чубчик, чубчик, я тебя любила, и теперь забыть я не могу, – подпевала Таня, которая стояла на воротах, точнее, была воротами почти под оркестром.
Вроде бы хорошая песня, добрая, но Ворона почему-то стал играть хуже.
– Ты че, растерялся? – спросил его Олег, чем разозлил еще больше. Счет сравнялся, потом и время вышло. Играли всего пятнадцать минут. В конце концов, люди танцевать пришли.
– Не футболом единым жив человек, – высказался Яков Бергман, руководитель оркестра, с верхатуры эстрады, – но и песнями и танцами.
Ворону разозлила не только песня, но и то, что все три раза Бархатов пропихивал или прокидывал ему мяч между ног. А в третий раз, чувствуя, что Ворона быстро повернулся и сейчас толкнет его в спину, тоже развернулся, и встретил противника не спиной, а руками. Ворона подумал, что мяч не попал в руки голкиперше Тане. И очень удивился, что он у нее в руках. Гол был забит пяткой.
Как ни ругали Бархатова, но даже в тюрьме, точнее на Зоне он продолжал бить пяткой по воротам. Пяткой делал передачи, и даже начинал игру с центра поля пяткой.
Но это было еще не все. Счет остался 3:3. Решили бить пенальти. Народ от стен уже кричал:
– До первого промаха! – Первым бил Олег, но теперь не Тане, находящейся под оркестром, а Гале у стены, которая во второй верхней половине была не сплошной, а сделана из планок. Эти планки иногда разбивал блатной по имени Мышь. Показывал, что основание ладони у него железное. И на самом деле, другие не могли их сломать. Он уже отошел на свои коронные двенадцать шагов, когда Ворона сказал, но это неправильно.
– Надо поменяться местами. – И Галя встала у оркестра. Олег пробил мягким навесом прямо ей в руки. Ворона тоже отошел далеко. Он бежал со скоростью дикого вепря. Решили, что решил проиграть, и ударить выше. Мяч и пошел на подъем. Но слишком медленно. Как самолет с замерзшими крыльями. Он захватил с собой Таню, и донес до самого верха забора, до планок. Две из них сломались, но третья выдержала, не пропустила за борт, и Таня шлепнулась назад, на танцплощадку. Оркестр перестал играть марш Славянки, который сопровождал эти пенальти. Все затихли. Девушка лежала без движения. Ворона подошел к ней, немного подумал, и применил свой коронный прием. Перепрыгнул через ограду, и, прихрамывая, побежал в темноту сада. Это и был не Парк, а именно Сад Текстильщиков. Хотя росли здесь только дикие яблони и груши. А может, когда-то они были нормальными, а потом одичали. Только с большой голодухи после целого дня игры в футбол их можно было есть.
Вернулся я на Родину
Шумят березки стройные
Ху-ху, ху-ху, ху-ху
И я знако-о-мой улицы
Совсем не узнаю-ю.
Ху-ху и слово Родина,
Ху-ху в чужом краю-ю!
(Как доктор Зорге).
(Автор оригинального текта: М. Матусовский)
