– А ты иди, иди. Не мешай нам.
У всех Митиных друзей родители спали в одной комнате, но мама то и дело садилась перед сном ему почитать, задремывала рядом, и отец никогда не приходил ее звать. А иногда мальчик вставал первый, шел обследовать дом и видел: папа спит на диване в библиотеке.
«Зачем они поженились, если друг друга не любят?» – ломал голову Митя.
К разгадке он подобрался, уже когда мамочка заболела. Папа тогда уехал на работу, а он сидел на кухне, смотрел, как противная тетка Люська грязными тарелками гремит, ворчит:
– Хату профукал, машинку посудную профукал! И сам ничего не делает, скот!
– Кто скот? – заинтересовался Митя.
Соседка осеклась, цыкнула:
– Вопросов глупых не задавай.
А Митя вдруг вспомнил: он еще совсем маленький, только ходить научился, наверно. И живут они – да, точно, в городе! Из окна видна огромная река, вдоль нее набережная. И посуду грязную мама куда-то составляла и потом вынимала чистой. Но куда же их большая, уютная, красивая квартира делась сейчас?
* * *
Танины глаза блестели азартом:
– Мите всего семь лет, но парень сметлив не по возрасту. Плюс я умею правильные вопросы задать. Мальчик мне рассказал: вроде бы раньше они в Москве жили. В коттедж приезжали только летом или на Новый год. Мне тоже представляется странным: Женя явная городская жительница, работает в столице. Зачем в глуши торчать? Максима спрашивать не стала. Сама выяснила. Они поженились восемь лет назад. Похоже, по залету. У нее на тот момент имелась в собственности квартира в Коломенском, пятьдесят шесть квадратов, и вот этот коттедж. Максим Юрьевич – гость из Вилюйска. Там ему какое-то жилье положено, но менять на столицу не стал. Поселился у жены, на халяву. Когда женились, дела у него шли неплохо: своя фирма купи-продай, «бэшка», ролексы, понты, рестораны. И за ней ухаживал красиво: бриллианты дарил, массаж делал. А пять лет назад затеял новое дело – сеть кафе сибирской кухни открыть. Евгении голову задурил: уникальное торговое предложение, грамотная концепция, инвесторы вроде тоже имелись. Предлагал вместе развивать, но она тогда уже работала в «Пегасусе», клуб оплатил ей декрет, и бросать стабильное место работы Женя не стала. Максим активно инвестировал, денег в дом вообще не носил, ей пришлось выходить в офис, платить Мите за няню. А дальше любящий муж еще подсуропил. Набрал кредитов, расплатиться не мог, тянул до последнего. Жене признался, уже когда огромные пени набежали. Я бы на ее месте далеко в лес послала, но эта инахин, – подмигнула филиппинке, – кинулась выручать своего драгоценного. Продала собственность, чтобы Максимчик рассчитался с долгами. А они с тех пор живут в этой дыре. Жене до работы – два часа в один конец. Детский сад для Мити – или государственный, при колхозе, в деревянном сарае, или коммерческий за многие бабки. А самое печальное, – Таня горько вздохнула, – что в Москве бы ее вытянули, наверно. У нас вроде целая программа городская против инсультов. На каждой подстанции реанимобиль приберегают для молодых, чтобы в «золотой час»[4] успеть. А в области «Скорая» ехала вечность. Никакого оборудования нет. Реанимация в местной больничке – отстой. Муж, короче, ее погубил. По всем фронтам.
Валерий Петрович заинтересовался:
– А где сейчас этот Максим работает?
Таня брезгливо скривилась:
– Болтает, что скоро с новым бизнесом прогремит. Но пока что курьер. На «каблуке» развозит скобяные товары.
