Разумеется, гараж – не самое подходящее место, где можно регулярно, а главное, оперативно добывать столь секретные вещи. Однако на пути к станциям существуют разъезды и полустанки, их не минешь. Так что иди пока в гараж, постарайся и там оказаться полезным.
И Хрусталев старался. На встречи со своим связным шустрым, разбитным пареньком из действовавшего поблизости партизанского отряда он являлся не с пустыми руками. Однажды принес начерченный со всеми подробностями маршрут, по которому должны были доставить на полевой аэродром очередного шпиона. Тот взлетел в воздух прежде, чем прибыл к самолету, – на партизанской мине.
Баркель рвал и метал. С неимоверным пристрастием допрашивал шоферов, автослесарей, дежурных гаража и даже уборщиц. Тех, кто сбивался и путался в ответах, отстранял от работы, а вызвавших наибольшее подозрение, переводил в зондер-лагеря – там умеют вытряхивать из человека душу, раскалывать так называемых тайноносителей. Однажды шеф нагрянул вместе со своим помощником – гауптманом Шустером. Павел впервые увидел его таким: горящие глаза со страшно расширившимися зрачками, вздувшиеся на висках жилы, перекошенный рот с тонкими вздрагивающими губами. Неужто он верил, что, вселив в души людей как можно больше страха, ему удастся выявить виновника? Или хотел до такой степени запутать, чтобы избежать неприятностей в дальнейшем?
Успокоение все равно не приходило, Баркелю хоть на ком-нибудь да хотелось сорвать бушевавшую в нем злость. Тут-то и повернулся под неостывшую руку шефа писарь Кусаков. Надо же было ему додуматься – просить Баркеля направить с заданием в русский тыл. Дескать, скоро уже и война закончится, а он еще не участвовал ни в одном серьезном деле. Ценнейшую информацию обещал принести. Вот только кому? Не чекистам ли? Кусаков нафарширован секретами как никто другой, не один год проторчал в штабе, столько разных бумаг через его руки прошло! Кого-кого, а шефа на мякине не проведешь. Сам выдал себя, с головой. Отныне место писарю не в штабе, а в зондер-лагере. Там с такими не церемонятся.
Когда «тайноносителя» увезли, Баркель приказал прислать в штаб Соболя.
– Догадываешься, зачем я тебя вызвал? – шеф привстал за столом, протянул руку.
– Никак нет, господин майор.
– Ну, а знаешь, кого я сегодня отправил в зондер-лагерь?
– Писаря, вроде бы… Прошел слух…
– А как думаешь – за что?
– Говорят, раскололи его.
– Вот-вот! Наткнулся на кулак своим грязным рылом. Попробовал вокруг пальца обвести, и кого? Меня! Не вышло. Я мог бы сам его выпотрошить, да неохота руки марать… Ничего, в зондер-лагере это умеют не хуже меня. Если Кусаков – русский агент, в чем я абсолютно уверен, завтра же ему болтаться на пеньковой веревочке. Хотел в рай, а окажется в аду.
– Туда ему и дорога, господин майор, – вставил Павел.
– Да, ему туда, с ним-то все ясно. А вот как мне быть с тобой? Тебе-то куда? – спросил сам себя Баркаль, подпустив, по своему обыкновению, туманца. Он обожал начинать серьезные беседы с психологического прощупывания. – Может, хватит тебе с твоим почерком гайки крутить? Место в штабе освободилось. Как, пойдешь? Или и ты со временем вздумаешь в русский тыл проситься? Под благовидным предлогом, разумеется… Как тот Кусаков, – добавил он, опускаясь в кресло.
– Да вы что… Вы, наверное, шутите, господин майор…
– Мне сейчас не до шуток. Я счел своим долгом пре-дупредить тебя заранее. – Баркель пристально смотрел на своего собеседника. – Так что заруби это себе на носу. Каждый, кого беру в штаб, должен знать, что ожидает его в случае предательства.
