Как философствующий разум, он всегда разворачивался в сторону конечных причин. У своих догматических представителей он считал трансцендентные конечные причины постижимыми, которыми, как он полагал, обладают эмпирики через опыт, рационалисты – через разум. В своих скептических представителях он считал все реальные конечные причины трансцендентными и непостижимыми, полагая, что должен довольствоваться относительными причинами.
Таким образом, он постоянно ошибался в оценке трансцендентных причин, либо считая их трансцендентными и непостижимыми, либо полагая вместо них трансцендентные и непостижимые постижимыми. Открытие трансцендентальных причин было отведено им в лице его первого критского представителя, который сначала отличил последние постижимые причины от трансцендентальных, искал и нашел их не в реальном опыте и не вне всех возможных, а в воображаемом субъекте, и именно в определяемой в нем возможности опыта, в той мере, в какой он зависит от субъекта.
Кант говорит эмпирикам, что философствующий разум всегда должен исходить только из фактов опыта и класть их в основу своих возвышений конечных причин; однако он показывает им, что сам опыт вообще не содержит конечных причин и что следствия конечных причин, то есть их непосредственные, надлежащие, единственно понятные следствия, могут возникать в опыте только из тех конечных причин, которые априори даны в субъекте.
Он признает за рационалистами, что философский разум ни в коем случае не может обнаружить конечные причины в опыте и особенно во внешнем, поскольку он зависит от чувственности; Но он показывает им, что постижимы только те конечные причины, непосредственные следствия которых проявляются в опыте, что эти причины не могут быть иными, чем условия опыта, данные в простом субъекте, поскольку опыт зависит от субъекта, а не от объектов, похожих на него, и что поэтому конечные причины, насколько они мыслимы и постижимы, не могут быть объектами, расположенными вне нас.
Он признает за скептиками, что конечные причины, которые ищут вне нас, трансцендентны и никогда не будут найдены; но он показывает им, что «реальный опыт, который они признают», не может быть определенно осмыслен иначе, как без различения внешних причин его возникновения, среди которых не может быть обнаружено никаких конечных, и тем более внутренних, которые должны быть полностью даны в субъекте, насколько это необходимо для возможности опыта, и должны заявлять о себе своими непосредственными последствиями в опыте.
Формы идей внешнего и внутреннего чувства (пространство и время), идей разума (категории) и рассудка (безусловное единство), которые были впервые открыты и установлены в «Критике чистого разума», являются непосредственными следствиями, которые действительно имеют место в опыте, в той мере, в какой он зависит от воображающего субъекта, той последней величины, которая дана в субъекте до всякого опыта, а именно, способности чувства, понимания и рассудка, которая установлена в субъекте и связана неизменными законами, и которая должна быть предпослана для возможности опыта.
***
В то время как вполне доступные для познания конечные причины были неправильно поняты философствующим разумом, искавшим их в эмпиризме, рационализме и скептицизме, а также в разнообразных модификациях этих трех типов концепций, они постоянно действовали как всегда уже ранее существовавшие в благополучном субъекте, невостребованные и неизвестные (но по этой самой причине также не понятые) в обычном и здравом уме.
