Вкус боли. Том второй - страница 2



стоит на газоне бутылка
весной под раскидистым солнцем,
а в ней – ещё целый и гордый
когда-то живой воробей.
А вот ещё дубль-картинка:
несётся по воздуху мОлча
пустая пивная бутылка,
а в ветвях холодных теплИтся
ещё живой воробей.

Правила тополей

Тополиный пух, как грудь
с семенем-сосцом по центру свода.
Паутиной-кружевом укрыта жуть
вырастаемого из него дракона.
Рвётся с корнем на ветру
его мощная зелёная крона,
взламывая города ветвями в грозу,
превращая в прах утраченного дома.

Ночное-речное

Слиток золота в вечерней высоте
ярко светит на меня сквозь дырки на кусте.
А я в упор разглядываю угли
бордовые, оранжево-красные.
Воздух дрожит и плавится маслом;
катится в жар с бронзовой рыбы,
только что вынутой из серебряной стужи.
* * *
В хрустале – перчЁная роса:
два бокала на два жадных рта.
С двойником достанем мы звезду;
окунём в солёную слюну;
выдохнем весь воздух сгоряча
и поцарствуем аж целых три часа.

Выбор темы

Лучшие темы жизни —
ветер в поле
или накаты волны с морских берегов —
открытая вечность,
доступные дали
с запахом ещё свежих миров.
Кто-то с этого срисовал картины;
кто-то за деньги купил
блеск скалистых холмов;
кто-то любовью забрызгал женщин,
привезённых из пыльных городов.
Агрессия мозга ускоряется в теле.
Скоро это будет видно на деле.
Поэтому вырезайте крест на теле;
хотя бы во сне летайте в небе.
И ждите.
Сама придёт, возьмёт и больше не вернёт.

На грани

Яблоньки

Кучерявые яблоньки стоят вдоль дорожки.
В свои двадцать как маленькие —
ведь сосну не догнать.
Прогрызли корнями гранита откосы,
чтобы жизнь свою у ветров отстоять.

На грани

Мозаика из камешков на дне ручья зимой;
мозаика из камешков – не хочется домой.
Заснеженными льдинками завьюжены леса,
но не боится холода живая ткань ручья.
Зависла в снежной вечности журчащая струя —
бытиём овеществлённая текучая судьба.

Сезонность запахов

Заблудшая вьюга бьёт в темя упруго
и в печке горит уголёк.
Зима выжидает, своё собирает
и шапкой съезжает на лоб.
А лето-жаркОе ещё не готово
и мясом гуляет в зловонных хлевах.
Зимой-то свеж воздух – он очень морозный.
Занюхаем холод носками в печах!

Шаг в бессмертие

Все существа стремятся к свету,
но в свете смерть заключена.
Свет обжигает жёлтой смертью
и вновь – зелёная трава.
А в ней любовь яйцом трепещет
и сушит крылья на лету.
Как я хочу своим бессмертием
войти в зелёную траву.

Метаморфозы

Чёрная тряпка в тополе вертится,
словно ворон кидает крылья.
В иллюзиях – птица гордая;
в реалиях – мусорная стихия.
Я выследил это,
как человек-чудотворец.
Грязь превратил в птицу,
словно почистил колодец.

Пильщик

Лучезарное небо
пеньем птиц богатеет.
Молодые берёзки
на пригорке стоят.
Пильщик бензопилой
их тела поимеет.
Сладкий сок, словно кровь,
будет брызгать в ногах.

Ожидание отсутствующего

Дымкой сотканный воздух,
золочёный листвою,
поздней осенью млеет
в ожидании зимы.
Скоро снег бело-наглый
налетит окаЯнно
и задёрнет террасы
пряно-летней травы.
Мы укроемся мраком
чёрно-серого плюша
и застынем прожилкой
на карте Земли.
В ожидании новой,
очень далёкой,
согревающей кости
летней жары.

Ожидание отсутствующего

Берёзовое мясо

Кто-то любит финики и мясо кенгуру.
Кто-то воблу с пивом и спелую хурму,
устрицы, маслины, оливковое масло,
а мне всего милее берёзовое мясо.
Захвачу ртом воздух и водочки хрусталь.
Выберу берёзу, смотрящую на даль.
Ствол срублю под корень, сочный и большой.
Вылижу губами, чтоб легче в печь вошёл.

Причудливые тени

Чёрные шляпы висят на деревьях.
С тучей сливаются.