Но после молитв Святого Отца медицинскому консилиуму, состоявшему из высококвалифицированных специалистов, осталось только развести руками. И это было чудо!
Но в то же время – физическое явление, так как его можно исследовать и убедится в его реальности! И на этот раз, к счастью, Александр Щеголев – этот удачливый объект…
Если отмену семнадцатой операции можно считать удачей. Но навряд ли он согласится на исследования, с него довольно. Александр дорожит и святой верой и своим здоровьем.
Трудно представить себе, что только из-за каких-то своих амбициозных проектов и карьеры можно обречь живого человека на многочисленные болезненные мучения, не оставляющие никаких шансов вновь подняться на вершину осознания счастья и здоровья, отрешиться от физических недостатков навязанной злой, не думающей волей…
Была задача спасти несчастного пациента от смерти любым средствами и способами, но они должны были быть обязательно средствами и способами профессора Тугузова. Честь ему и хвала. А что такое медицинский авторитет в данной области науки, хорошо известно. И кто такой больной против Светила медицины, перегруженного «знаниями», адъюнктами и ассистентами, заглядывающими светиле в рот – прекрасно понятно…
Вот и оказался Саша прямым заложником высокого полета научной мысли с плачевными (для себя) результатами.
Никто не задумывался, нагружая Щеголева «тоннами» наркоза, чем же для него это все закончиться, – было не до этого, надо было спасать человека! Под этим лозунгом все и происходило. И оправдание, в случае чего, благородное. А какие методы, это уже другой вопрос.
И лишь потом один из хирургов явно расстраиваясь, рассказал Саше, как все можно было преодолеть гораздо лучшими методами. Он признал, что тогда все потянулись за авторитетом Великого профессора.
А другой врач, после всех перенесенных Сашей вмешательств в его организм, даже как-то заметил, просматривая рентгеновские снимки, что «не могу ничего понять, здесь явно нарушена анатомия».
Странно, размышлял Щеголев, сапожника для ремонта ботинок можно выбрать, от услуг нерадивого сантехника можно отказаться, а единственно доступный врач, какой бы он ни был – непререкаемый авторитет, будь то в районной поликлинике или в специализированной больнице.
Но, наверное, и слава Богу, что все случилось так как случилось: во-первых, потому что альтернативы, собственно, и не было, а во-вторых, до него все-таки дошел смысл и значение жизни и истинной стоимости некоторых человеческих ценностей.
И вообще, выбраться из этой истории и прожить этот период, просто прожить, Саша смог только на характере. В какой-то момент, дойдя до конечной болевой и психологической точки, он вдруг осознал, насколько он близок к краю – и личностному, и физическому.
Ну что ж, если именно так складывается судьба, что ж, если это его предопределенный путь, значит ли это, что все его скромные возможности исчерпаны? Способен ли и вправе ли он еще сопротивляться напасти и, в конце концов, стоит ли он, Александр Щеголев, чего-нибудь дороже случайного сочувствия и инвалидной пенсии в шестьдесят два рубля?
Да и сама пенсия была для него оскрблением.
Порой казалось – всё, жизнь прошла стороной!
А она, эта жизнь, в промежутках между «закладками» в больницы, среди случайных знакомых и никому не нужных встреч, в ожидании следующей экзекуции, была действительно серой, бессмысленной и никчемной. Больше всего не давало опомниться именно постоянное ожидание невыносимой боли и осознание неизбежности следующей операции. Причем, уже как обычно, под общим наркозом. Наркоз, конечно, давал сладостную возможность сразу избавиться от чувства собственного бессилия и, главное, снимал мучительную боль, но, каждый раз, проваливаясь в потусторонний мир, Саша мысленно прощался с миром этим. И никто этого не понимал!
