Влад Талтош. Том 2. Талтош. Феникс. Атира - страница 2

– Что ж, если верить слухам, юные герои из Дома Дзура время от времени поднимаются на гору, чтобы сразиться со злой чародейкой, и ни о ком из них никто больше никогда не слышал.

– Да, – сказал я. – Но вопрос в том, стоит ли верить слухам?

Он моргнул.

– Не знаю, как ты, Влад, но я верю.

Я начал размышлять о покрытых плесенью легендах, чародейках, нечестных исполнителях и горах.

«Ты просто не можешь никому больше доверять», – сказал Лойош, опускаясь на мое правое плечо.

«Я знаю. Просто не повезло. – Лойош мысленно фыркнул. – Нет, в самом деле, – сказал я, – доверился сукину сыну».

Я вынул кинжал и повертел его в руках. Потом отложил клинок в сторону и сказал:

– Ладно, Крейгар. Пошли письмо лорду Морролану с вопросом, не соизволит ли он принять меня. Конечно, когда он сочтет возможным. Я не… Кстати! Как туда попасть? Я имею в виду, если это летучий замок…

– Телепортироваться, – сказал Крейгар.

Я застонал.

– Ладно. Постарайся все организовать, хорошо? И сообщи координаты Нарвайну. У меня нет желания тратить деньги на Сучий патруль, так что постараюсь пережить не слишком комфортабельное путешествие.

– Тогда почему ты не можешь сам это сделать?

– Это будет уже слишком.

– Стареешь, босс?

– Что значит «старею»?

– Будет сделано, Влад.

Крейгар вышел.

Сейчас, с расстояния в несколько лет, я должен сказать, что не считаю, будто отец был ко мне жесток. Мы были одни, что создавало множество трудностей, но он справлялся с ними как только мог. А мы действительно были одни. Мы жили среди драгаэрян, а не в гетто выходцев с Востока, так что соседи с нами не общались. Единственным родственником был отец моего отца, который не перебрался в нашу часть города, и отец не любил брать меня с собой к Нойш-па, когда я был малышом.

Вы можете подумать, что я привык быть один, но это не так. Я всегда ненавидел одиночество и ненавижу его до сих пор. Может быть, у выходцев с Востока это некий инстинкт. Вероятно, лучшими временами для меня были медленно тянувшиеся дни в ресторане, когда официанты находили время поиграть со мной. Я помню одного из них, большого толстого типа с усами и почти без зубов. Я тянул его за усы, а он грозил зажарить меня и подать к столу с апельсином во рту. Не знаю почему, но мне это казалось забавным. К сожалению, я не помню его имени.

Если подумать, то отец, вероятно, считал меня в большей степени обузой, чем источником радости. Если у него когда-то и были женщины, он тщательно это скрывал, и я не могу себе представить зачем. Это не моя вина, но, полагаю, и не его.

Однако я никогда по-настоящему его не любил.

Кажется, мне было года четыре, когда отец начал регулярно брать меня с собой в гости к деду. Это стало первой большой переменой в моей жизни, которую я помню, и я был этому очень рад.

Только теперь я начинаю понимать, как много сделал для меня дед. Мне было лет пять или шесть, когда я понял, что отец не одобряет то, что показывал мне Нойш-па: например, как заставить листок бумаги отклоняться, словно от дуновения ветра, силой одного желания. И более того: те игры, в которые мы играли, как я теперь понимаю, были первым введением в восточный стиль фехтования.

Меня озадачивало неудовольствие отца, но дух противоречия заставлял меня уделять все больше внимания Нойш-па. Возможно, в этом был корень возникавших между отцом и мной проблем, хотя я в этом сомневаюсь. Может быть, я похож на свою мать, не знаю. Я спрашивал Нойш-па, на кого я похож, но он всегда отвечает: «Ты похож на самого себя, Владимир».