Поездка заняла два часа. Рано утром, когда едва забрезжил рассвет, поезд остановился в городе Киль, что севернее Старгата. Было холодно и сыро, небо заволокло тучами, под ногами желтела опавшая листва. Пленников поджидали офицеры гестапо. С нацеленными на них автоматами немцы велели полякам немедленно брать вещи и следовать вперед к тяжелым высоким воротам – новый, еще один концлагерь. Ворота за их спинами гулко закрылись, на миг наступила зловещая тишина. Владислав чувствовал, как темная, покрытая сырыми опилками дорога расходится в его душе, явственно ощущал биение собственного сердца и поток крови по сосудам и венам. Он снова прибыл туда, откуда хотел сбежать – в плен, и снова позади него стена с колючей проволокой. Все вернулось на круги своя. От потерпевшего поражения, от собственного бессилия хотелось плакать. Блуждающим, странно-отрешенным взором Влад взглянул на хмурые небеса, из которых вскоре пойдет дождь; ни голубя, ни какой иной птицы не пролетало над головой. С тревогой и грустью юноша решил покориться судьбе: если суждено умереть, то пусть будет так.
Пленников провели мимо бараков и казарм в отдельное здание, что-то вроде больницы, только серое, грязное. Их разместили по комнатам, там стояли койки – уж лучше соломы на холодном полу. Больные переоделись в белые штаны и рубахи, разместились каждый на своем месте. Вечером их навестил доктор, русский по национальности. Он осмотрел каждого пленного, задал на своем языке вопросы, но те, глядя ему в лицо, лишь пожимали плечами: они не понимали его речи. Устало вздохнув и сняв очки, доктор окинул взором комнату, громко спросил:
– Кто из вас говорит по-русски?
Все молчали, очевидно, поняв что-то из родственной, однако, чужой речи, но так никто не ответил. С удивлением врач пожал плечами и повторил свой вопрос.
– Что, никто не понимает русский язык?
И тут из дальнего угла вышел невысокий смуглый молодой человек не старше двадцати лет. Он робко приблизился к доктору, проговорил:
– Я… я немного говорю на вашем языке.
– Почему же вы так долго молчали, молодой человек? – удивленно воскликнул тот, однако был рад найти себе переводчика.
– Я боялся, что меня не так поймут поляки.
– Вы не поляк?
– Я родился в Польше, жил до того, как меня захватили в плен, но по национальности я армянин.
– Это сразу видно, хотя я подумал, что вы еврей. Как вас зовут, юноша?
– Владислав, у меня есть еще имя из советского паспорта – Владимир.
– Как вы хотели бы, чтобы я к вам обращался?
– Владислав, ну или просто Влад.
– Хорошо, Влад, я вас запомнил, а теперь попрошу вас передать, перевести мои слова: я врач из Советского Союза, отныне буду следить за вашим здоровьем и постараюсь вылечить всех от туберкулеза. Вам будет предоставлено все необходимое: отдых, еда, медикаменты, однако не забывайте, что здесь концлагерь, а не госпиталь, за ваше любое неповиновение вы отвечаете головой.
Владислав дословно перевел слова доктора, его предостережения. Поляки внимательно слушали, согласно кивали головами, как будто так и надо, словно ничего не происходило. После врач поманил Влада за собой на веранду, там он достал сигарету, предложил одну Владиславу, но тот сказал, что не курит.
– И правильно делаешь, – отозвался врач, потягивая сигарету, – здоровее будешь.
– Какое уж здесь здоровье? Да и нужно ли оно в плену?
– Здоровье – самое главное в жизни: не будет его, не станет ничего. Когда ты здоров и полон сил, тебе и небо звезднее, и солнце ярче. Но стоит чему-то заболеть – голова там, зуб, желудок или хуже того – сердце, и вот все тебе не мило, и свет погас.
