Власть над миром. История идеи - страница 51
Элитаризм, явственно прослеживающийся в данном подходе, прекрасно отражали работы двоюродного брата Дарвина Фрэнсиса Гальтона. Путешествуя по Египту, он встречался с сенсимонистами и был впечатлен их энтузиазмом. Утратив веру в англиканскую церковь, он уже мечтал стать гражданином «государства, образованного по платоновской схеме». Для Гальтона не было таких социальных вопросов, которые нельзя было бы решить приложением научного метода; в своей знаменитой статье он пытался применить статистику даже к оценке «эффективности молитвы». Он основал собственную очень успешную общественную науку – евгенику, с помощью которой надеялся «создать своего рода научное духовенство во всем королевстве», чтобы пропагандировать здоровье и социальный прогресс.
«Платоном» в этой системе независимого общественного правления под предводительством интеллектуальной элиты был бывший секретарь и ученик Сен-Симона Огюст Конт. Мира и процветания можно было добиться, писал он в своем «Плане научных исследований, необходимых для реорганизации общества» в 1822 г., путем систематического применения научного подхода к делам общественного правления. Мир, по Конту, вступал в «третью фазу» – научную, – пройдя через теологическую и метафизическую, и новая наука об обществе, известная как «социология», должна была дать инструменты для рационального социального управления. Для Конта это был в первую очередь национальный проект, но он не был бы сенсимонистом, если бы не размышлял о его интернациональном приложении. Конт полагал (это отражено в его трудах, написанных до драки за Африку), что век колониализма подошел к концу и войны вместе с ним. Поскольку милитаризм доживал последние дни, никакого политического движения к объединению не требовалось. Скорее, всем нациям следовало двигаться по направлению к формированию «однородного торгового класса», к наднациональной «духовной власти», а не к «стерильному космополитизму». Этой духовной властью являлась, безусловно, наука, а в более практическом аспекте – изучение законов, подталкивавших людей к объединению[114].
Статистика, таким образом, служила ключом к правильному управлению, как утверждал ранее Бентам, потому что только через исчисляемые данные и статистические исследования можно было открыть законы прогресса как в обществе, так и в природе. Как выразился один известный ученый, «человек кажется загадкой, только если рассматривать его как индивида; в массе это уже математическая проблема». Если цифры не лгут, то как может политика обходиться без них? Статистики имеют дело с фактами. Они знают, как их категоризировать, чтобы указать правительству, когда законодательство даст нужный эффект, и чтобы понять, какие факторы будут влиять на его исполнение. И действительно, по мнению отца современной научной статистики Ламбера-Адольфа-Жака Кетле, тот факт, что общество управляется статистическими законами, отодвигает политиков на второй план: управление, по сути, заключается в том, чтобы приспосабливать политику к взаимодействию с этими законами и избегать потрясений. Для этого политикам, безусловно, нужна помощь статистиков. В письме к своему бывшему ученику, супругу королевы Виктории принцу Альберту Кетле, в 1858 г. описывал статистику как «правительственную науку»[115].
Принц-консорт делал все возможное, чтобы популяризировать гуманистическую миссию статистики. В последней речи, произнесенной им незадолго до смерти, он поздравил делегатов Международного конгресса статистики 1860 г. за вклад во всеобщее счастье человечества. В то время статистика как научная дисциплина все еще была объектом «предубеждений, упреков и нападок»: Диккенс, к примеру, любил пародировать самоуверенные заявления статистиков на съездах Британской ассоциации за развитие науки. Однако вскоре статистики избавились от первоначальных радикальных настроений и показали свою незаменимость – в страховании, медицине, инженерии и других сферах. Они предлагали возможность обобщать данные из разных стран с разным общественным устройством, тем самым, по мнению Бентама, способствуя мудрому управлению миром в целом.