Властелин 4. Мы наш мы новый мир построим - страница 8



– Простите, но разве у короля в 1789 году не осталось верных ему войск?

– В том и дело, что почти не осталось! Король прозевал момент, когда Генеральные штаты превратились в Учредительное собрание и одним из первых декретов взяли на себя вопросы войны и мира. С этим декретом наши Комитеты, преобразованные из масонских лож, прошли по частям королевской армии и переподчинили их себе. Верными королю остались несколько частей да несколько сотен офицеров, не пожелавших нарушить присягу королю.

– В таком случае, в России никогда не будет революции. Армия любит императора.

– Ну, императоры не вечны…

Никита понял так, что до смерти Александра революция в России невозможна. И это его никак не устраивало. Александр еще молод и вполне может править еще лет сорок-пятьдесят. Это сколько ж лет будет ему, Никите Муравьеву через сорок лет? Пятьдесят девять! Уже глубокий старик. Зачем ему в таком возрасте будет революция?

Чтобы скрыть свое разочарование, Никита спросил:

– Скажите, мсье Сийес, а правду говорят, что мозгом революции были вы?

– Скорее я был орудием мозга. Хотя… нас всех можно назвать орудиями мозга. Ладно, засиделся я у вас, герцог. Мне пора.

Когда Сийес ушел, Муравьев спросил Коленкура:

– Вот вы говорили, ваша светлость, что Сийес был серым кардиналом революции…

– Я говорил, что есть такие слухи.

– Пусть слухи. Но не на пустом месте же они возникли… Мне интересно, как такое вообще было возможно? Ведь ему во время революции было лет 13-15.

– Ха-ха, – рассмеялся Коленкур, – с чего вы так решили?

– Ему сейчас около сорока, по крайней мере, он не старше вас. Минусуем 26 лет с момента революции получаем 13.

– Ему 67 лет.

Эти слова произвели на юношу ошеломляющее впечатление. Он знал, как выглядят люди за шестьдесят. Это глубокие старики с седыми волосами и потухшим взглядом. Даже пятидесятилетние выглядели гораздо хуже Сийеса.

– Но как такое возможно?! – выразил он свои сомнения.

– Говорят, он продал душу дьяволу за возможность не стареть.


***


Наполеона с его небольшой свитой высадили в порту Джеймстауна – главного и единственного города на острове Святой Елены. Этот, продуваемый всеми ветрами, скалистый остров, расположенный в южной части тропической Атлантики, был собственностью Ост-Индской компании. Через него проходил торговый путь в Индию из Европы в обход Африки. На острове корабли компании пополняли запасы воды и продовольствия, высаживали больных матросов, забирали выздоровевших.

Джеймстаун, прибрежный городок в несколько сотен домов, был расположен в ущелье и защищен от ветров с трех сторон. Его скалистая бухта не позволяла швартоваться у причала кораблям с большой осадкой. Лишь лодки, да плоскодонные боты могли подойти к берегу. Остальные суда бросали якоря в полумиле от береговой линии.

Но даже лодки не могли швартоваться и отчаливать в темное время суток. О наступлении такого времени возвещал выстрел из пушки. Если бы кто-то рискнул после выстрела выйти в океан, он был бы немедленно уничтожен орудиями береговой батареи, не успев отвязать причальный канат. Кроме того, любой человек, рискнувший появиться в бухте не при дневном свете подвергался аресту. Днем же всех пассажиров и все лодки тщательно досматривали. Таким образом полностью исключалась возможность побега бывшего императора с места своего заключения.

Однако, оставалась еще возможность штурма острова. А вдруг сторонники Бонапарта снарядят военную эскадру и нападут на остров, чтобы спасти своего императора? Полностью исключить такой вариант нельзя. Поэтому для усиления гарнизона острова английское правительство выделило три пехотных, один артиллерийский батальоны и саперную роту. Пушки и сторожевые посты расставили по всему периметру острова. В таком составе гарнизон мог выдержать любой штурм и длительную осаду до прибытия подкрепления. Теперь мир мог спать спокойно. Самый главный возмутитель спокойствия надежно от него изолирован.