В то утро, сразу с рассветом в Афинах был вывешен флаг, долженствующий напомнить гражданам о том, что сегодня заседает народное собрание. Еще до Фемистокла на Пникс поднялись должностные лица и освятили жертвами и молитвами место собрания. Вскоре сюда потянулись от агоры граждане. Перед подиумом становилось все шумнее и шумнее: обычный афинский гвалт – взаимные приветствия, случайные реплики, споры, сквернословие, шутки. Следом за неумолчной беспорядочной толпой ровными рядами двигались рабы. Они несли веревку, вымоченную в краске, и с ее помощью направляли медленно шагающих граждан в нужном направлении. Всякий, кто по неаккуратности коснется веревки и на его тунике отпечатается красная полоса, будет подвергнут штрафу. Девять архонтов во главе со стратегом, чьим именем называется текущий год, расселись по своим местам. Десять лет назад стратегом был Фемистокл, сейчас – Никодим. Специальные места были также зарезервированы для пятидесяти членов совета, избранных на эту должность в результате ежегодной ротации. Секретарь приготовил стило и восковые дощечки. По знаку председательствующего на подиум поднялся глашатай и произнес слова заклинания. В Афинах не было разделения по религиозному или социальному признаку: высшая обязанность власти состояла в том, чтобы умилостивить богов путем практически неизменных ритуалов и жертв. Покончив с заклинанием, глашатай зачитал проект резолюции, составленный советом, и выкрикнул: «Кто желает говорить?» Собрание Афин приступило к работе.
В то утро мысли большинства граждан приятно волновал вопрос: «На что мне потратить свои десять драхм?» На эти деньги можно было купить новый плащ, необыкновенно красивую раскрашенную чашу или даже быка. Положим, для представителей трех высших классов городского населения – трехсот или четырехсот самых богатых землевладельцев, тысячи двухсот всадников и десяти тысяч воинов, облачавшихся в час угрозы в свои тяжелые доспехи и выступавших в фаланге навстречу врагу, – для всех них эта сумма была ничтожной. Но для большинства афинян – безземельных работников, принадлежащих к четвертому, низшему, сословию граждан, которых называли фетами, – десять драхм хорошая прибавка к их скудным доходам.
А было таких граждан порядка двадцати тысяч. Большинство трудилось по найму в земледелии, в ремесленных мастерских или на транспорте. Каждый сам по себе не мог похвастать ни состоянием, ни положением, но в совокупности они составляли демос – «народ», это сердце афинской демократии. Хотя феты составляли явное большинство граждан, законы города не позволяли им занимать выборные должности. Недемократические ограничения касались и воинов, но в отличие от последних феты не могли даже входить в совет пятисот. Таким образом, повестка заседаний народного собрания находилась в руках одних богатых, а фетам оставалось лишь голосовать «за» или «против» предложений, устраивающих представителей высших сословий. Словом, в ту пору, когда Фемистокл готовился к своему выступлению, Афины хоть и называли себя демократией, по целому ряду позиций были таковой лишь номинально.
В предвидении благоприятного исхода голосования по «серебряной доле» монетный двор отлил тысячи монет для раздачи гражданам. На одной стороне каждой из них красовалась голова улыбающейся Афины в шлеме и с жемчужными серьгами в ушах, на другой – сова, символ мудрости богини. В отличие от спартанцев, открыто заявлявших о своем презрении к личному преуспеянию и даже не имевших собственной валюты, афиняне были людьми практичными, знавшими цену драхме. Трудно было ожидать, что они упустят столь неожиданно свалившуюся на голову удачу.
