Стянув со стриженной головы берет со скромным белым пёрышком, она аккуратно примостила его рядом с вычурными южными уборами и с довольной гримасой примостилась слева от барона.
Лукаво улыбаясь, он протянул ей ломоть тёмного мяса со слоем жирка и зажаренной до хруста шкуркой в пупырышках, а затем повернул голову к сыну.
– Ты навестил наше место в Красильном Углу?
– Угу, – промычал Карл, глотая вино; он поставил полупустой кубок на стол и добавил через мгновение: – Там по-прежнему кошмарно. И никто ничего не спёр, просто один из людей Лелеотто идиот, красильщики его обсчитали. Хочешь знать, что мы с ним сделали?
– М-м… – многозначительно протянул барон, пережёвывая мясо. – Да нет, мне плевать. Просто скажи, всё ли схвачено?
– У Лелеотто – всё схвачено.
– А не у Лелеотто?
В отцовских глазищах читалось трезвое и осмысленное внимание. Самый подходящий момент, чтобы сказать. Карл покосился на телохранителя; тот ответил по-детски невинным взглядом. Ну, нет, уж этот точно не растреплет.
– Меня беспокоит Гёц Шульц.
– Ох. Да ну? Что он такого сделал? Вломил вчера Курту и хвост распустил? Так он же наш долбаный чемпион! Надо уважить его триумф. Или ты… – Отец демонстративно повернул голову к Эрне, медленно осмотрел её от шрама на лбу до груди, едва угадывавшейся за бычьим колетом, затем снова уставился на Карла. – О, нет, только не говори, что вы из-за неё сцепились!
Женщина зашлась смехом и поперхнулась; Даголо-младший только нахмурился.
– Я знаю, что Трефы тебя деньгами засыпают, но я уверен: их вожак верен только себе, а не нам… И уж точно не Кальвару.
– Боже, Карл! – Эрна фыркнула, протягивая руку за кувшином. – Говоришь так, будто мы при дворе кайзера в Верелиуме. Гёц – организатор игр, торгаш и контрабандист в пятом колене, ты от него хочешь… чего-чего? Верности до гроба?
– Вчера вечером он встречался с Мюнцером в «Боврисе». Тот пришёл прямо туда с разбитой харей и парой своих.
– Интересно, – произнёс барон уже с самым серьёзным видом. – О чём болтали?
– Несомненно, – ввернула женщина, – сговариваются, как оттяпать по шмату от твоего сладкого грушевого пирога. И схарчить в одно рыло.
Отец захохотал, запрокинув голову; даже рыжий мордоворот ухмыльнулся, но тут же очистил лицо, едва кинув взгляд на Карла.
Приятно сознавать, что умеешь состроить достаточно свирепую гримасу. Приятно было бы, если б эта вздорная швабра не вытерла о него палец только что. Выждав, пока старик успокоится и смахнёт весёлую слезу с щеки, младший Даголо сухо проговорил:
– На кой ляд им ещё встречаться? После того, как один другого уложил?
– Ну-у… Или же Гёц этого барана позвал, чтоб внушение сделать? – Барон глубоко вздохнул и хмыкнул, откидываясь на спинку кресла. – Тебя это беспокоило?
– Трефы за последний месяц наняли восемь новых солдат.
– Разумеется – я ведь поставил их на ипподром, им нужно поддерживать порядок.
– Альфи Ренер две недели назад сдристнул в Хафелен, к родне Шульца.
– Небось, будет клянчить скидку на сахар, пряности и масло для их младшего сынишки. Или гостинцы для шульцевой матушки повёз…
– Альфи возвращается сегодня вечером.
– И что?
– Надо его встретить и спросить.
– Срань Бёльсова, Карл! – заорал барон и шарахнул ладонью по столу.
Изукрашенный кубок подскочил на месте и выплеснул немного вина, но затем ловко опустился обратно на ножку. Отец знал цену деньгам и потому умел в припадке ярости молотить по столу так, чтобы ничего не упало и не побилось.
