– Так и норовишь мне плешь проесть, прям как мать твоя, проводи Единый её душу! Хочешь, чтоб я вот так, на ровном месте сцапал Валета моего лучшего капитана и допросил его?!
– Нет, я сам всё сделаю…
– Нет, не сделаешь, мать твою!
Чувствуя, как кровь отходит от лица, Карл умолк и под столом сжал пальцы в кулак с такой силой, что ногти впились в кожу. Отец вспыхивал быстро и громко, как порох, и с этим ничего уж не поделаешь – остаётся только переждать. И в следующий раз сказать что-то более убедительное.
– Ну, – буркнул отец, обращаясь уже к Эрне, тихонько обгладывавшей до сих пор крылышко, – а ты что скажешь?
– Я-то? Думаешь, он меня в свои дела посвящает? – Женщина опустила глаза к кубку. – Веди он себя подозрительно, я бы заметила, но он же самый нормальный из твоих людей. Если какие заговоры и плетёт, тебе понадобится бригада цвергов, чтоб из его твёрдой башки что-то выколупать.
Даголо-старший вытер пальцы о пёстрый дублет, задумчиво почесал рябой нос, подкрутил усы. Вспышка угасла. Лицо его понемногу принимало нормальный смуглый цвет, глаза спокойно рассматривали птицу, так что сын решился снова заговорить – негромко, но твёрдо:
– Я не просто так воду баламучу, я прикидываю – и ты тоже прикинь. Такая жадная и расчётливая скотина – Королём себя величает, ничего себе! Его семья весь Хафелен под себя подмяла, и с имперским префектом у них давно всё схвачено. Не вечность же под тобой шестерить его сюда заслали? А кайзер спит и видит, как бы Кальвар обратно к рукам прибрать и пошерудить у нас в закромах, ты сам говорил. Если имперские крысы в наш город полезут, в чей подвал они первым делом заберутся, а?
Отец отодвинул тарелку и стиснул пальцы на кубке; скривившись, он выдавил не столь уверенно:
– Дерьмо.
Он, разменявший пятый десяток в прошлом году, сохранил до сих пор крепкие руки, широко расправленные плечи и ясный ум, скорый и на расправу, и на подсчёт выгод. И всё же последние несколько лет он не крошил черепа и ни за кем не гонялся. Зато проводил изрядно времени за ломящимся столом в шумной и пьяной компании – своей небольшой армии и сочных месканских девок, чьи вываливающиеся из нескромного выреза прелести бросали глубокую тень на вольный город Кальвар со всеми его привилегиями. И уж Карл-то был обеими руками за то, чтобы чего-нибудь накатить и кого-нибудь пощупать. Да только как можно весело предаваться пороку, когда вот-вот в зал твёрдой железной походкой войдёт сам кайзер и прикажет: «А теперь выворачивайте-ка карманы на мою новую кампанию!»?
– Это хорошо, если ты можешь загодя крысу учуять и готов разделать её для примера, – медленно проговорил отец. – Но что, если нет? Гёц хорош. Без него доход с лошадей, драк и игр убудет – да и Бёльс бы с ним, но ты не думал, какие выводы остальные сделают? И что скажут торгаши, у которых дела с Хафеленом? Если уж Гёц на нас втихаря пику точит, этим только повод дай нам под дверь кучу навалить.
Злость тихонько бурлила где-то глубоко внутри. Снаружи Карл пытался излучать мрачное спокойствие и ждал, что же родитель скажет ещё. Вот только тот продолжать не спешил.
– Так что насчёт Альфи? Я ж не буду ему ногти рвать, только…
– Нахрен Альфи, – отрезал барон, сердито взглянув на него. – Думать забудь его трогать. В воскресенье он ведёт игру Лиги. А если не будет, эти козлы мне плешь проедят. Займись лучше нашим Шульцем. Паси его дальше.
